Ты не хотел, чтобы мне было больно, но наверняка знал, что будет всё равно, это же я. Рассудок отключался, когда речь шла о тебе. Отключается. Знаешь, я запомню этот сентябрь как одну большую чёрную пульсирующую дыру. И всегда подспудно буду сравнивать с тем, нашим первым сентябрём, когда было невозможно сладко, когда на Енисее дул ледяной ветер, но мне было тепло, когда аптеки закрывались на обед, а я, весь больной, гулял под дверью, разговаривая с тобой. Со вторым, когда я просто был счастлив и жаловался тебе, что так рано выпал снег, а я хочу жёлтых листьев и тепла. А нашего третьего просто нет. И тебя нет. И меня.
Я никогда не перестану тянуться к тебе всей моей глупой душой. Я люблю тебя.

---

Пф.

Дождь зарядил, льёт уже второй час. Сначала казалось, что тёплый, даже повеяло приятной летней прохладой, но нет, завтра опять нужно будет натягивать кожанку.

@темы: Дыбр

---

Оргазм после трёх-четырёхдневного перерыва навылет вышибает мозги.

@темы: Дыбр

---

Вслух

Я не романтик, но. Отвык от распахнутых окон и тёплого ветра. Отвык от низкой луны, глядящей прямо в окно. Отвык от того, что по ночам кто-то в одиночку сидит на детских качелях и курит. Иногда я слишком погрязаю в бытовых проблемах. Но этой ночью увидел усыпанное звёздами небо.

@темы: Дыбр

---

1/4 финала Ярослав Тарновецкий - Илья Киричков

Утром наткнулся на позабытую видюшку четвертьфинала Международного турнира "звёзд" Тарновецкий-Киричков. Дело было в далёком теперь уже 2009-ом. Краткий экскурс для тех, кто совсем не в теме. Играют спортсмены в невскую (или динамичную) пирамиду, где допускается забивать как любой прицельный шар, так и биток от прицельного шара. Игра идёт до восьми очков в партии. Обратите внимание, что в русском бильярде все прицельные шары одного цвета, только биток жёлтый, реже - красный.
За выход в полуфинал здесь борются друг с другом: один из двух моих неизменных вот уже много лет фаворитов - молодое дарование Ярослав Тарновецкий (на тот момент 18 лет, г. Черновцы, Украина) и заслуженный мастер спорта международного класса Илья Киричков (на тот момент 39 лет, г. Волгоград, Россия).
Тарновецкий бросается на любые открывающиеся возможности. И ведь зачастую кладёт такие умопомрачительные шары, что и во сне не снилось. Это сыграло с ним злую шутку, и сейчас его порой попрекают тем, что "Торнадо осторожничает". Во-первых, Торнадо осторожничает как правило по делу, во-вторых, ему уже не те "безобразные" восемнадцать, что на этом видео))
Киричков безусловно хорош, выдержан и спокоен даже тогда, когда у его кия отлетает наклейка, и в итоге игру он продолжает чужим кием (к слову, Пащинского, бывшего зрителем). Киричков профессионален, если хотите. По большому счёту, я люблю именно такую игру - позиционную, тактическую, максимально просчитанную. Но Тарновецкий такой Тарновецкий. Забавно слушать, зная сегодняшние реалии, как Черемисин, явно отдающий свои симпатии Киричкову, снисходительно оправдывает игру Тарновецкого, теперь уже дважды чемпиона мира, предостерегая того на будущее.
Минутка ностальжжи.

запись создана: 02.05.2014 в 18:28

@темы: Бильярд

---

Весна

Градусник утверждает, что на улице плюс два. Бессовестный врун. На улице смесь дикого ледяного ветра и гололёда, а не плюс два. Эти два расползлись по квартирам и не высовывают наружу носы. Минус на минус даёт... ни фига не даёт. Забирает. Энергию и силы, причём постоянно. Завтра на работу, завтра вставать в полседьмого утра, а я уже третью неделю не могу выздороветь. Завтра стартует двухнедельный марафон до отпуска, перенасыщенный событиями, как щедро нашпигованная яблоками утка, а хочется спать. Скоро все записи в этом дневнике сведутся к желанию их пишущего поспать. Завтра обещают плюс три. В минус двадцать и то было теплее и бодрее.
Это всё сырость. За окном метровые, покрытые подтаявшей коркой сугробы, которые окончательно исчезнут только в начале мая. С весной нас.

запись создана: 02.05.2014 в 18:30

@темы: Дыбр

---

Показалось интересным

По данным Книги рекордов Гиннесса самое длинное слово в русском языке это «превысокомногорассмотрительствующий» (35 букв), а согласно орфографическому словарю РАН — это слово «водогрязеторфопарафинолечение» (29 букв). А есть еще один претендент на победу: «никотинамидадениндинуклеотидфосфатгидрин» (40 букв).

Полное химическое название самого большого белка содержит 189 819 букв и считается самым длинным словом в любом языке. Титин, также известный, как коннектин – это гигантский белок, состоящий из 244 индивидуально сложенных областей белка, соединенных неструктурированной последовательностью пептидов.

Теоретически существуют слова с неограниченной длиной, такие как, например, "прапрапра…дедушка", так как в русском языке не существует ограничений для приставок "пра".

Одними из самых длинных слов являются те, что обозначают величины и химические названия.

©

Тыц

Самое длинное слово, обозначающее возраст:
"восьмидесятичетырёхлетний" (25 букв)
Самое длинное слово в Книге рекордов Гиннеса:
"превысокомногорассмотрительствующий"(35 букв) и
"рентгеноэлектрокардиографического" (33 буквы)
Самое длинное слово, обозначающее величину:
"тысячадевятьсотвосьмидесятидевятимиллиметровый " (46 букв)
Самое длинное слово, обозначающее химическое вещество:
"никотинамидадениндинуклеотидфосфатгидрин" (40 букв) и
" Тетрагидропиранилциклопентилтетрагидропиридопиридиновые" (55 букв)
Слово, обозначающее боязнь длинных слов:
"гиппопотомонстросескиппедалофобия " (33 буквы)

запись создана: 02.05.2014 в 11:36

@темы: Дыбр

---

О, весна без конца и без краю!...(с)

05.02.2014 в 11:28

Пишет  О!Сень:

Я не люблю её бледной, двенадцатилетней, худосочной, слишком быстро тянущейся к теплу далёкого ещё, недосягаемого летнего солнца. Эту раннюю, холодную, ломкую укешечную весну. Капризную и неумную- одна животная бледность и половодье безумных гормонов, сотрясающих хрупкий эфир.
Слишком навязчиво лезет в глаза блеск в лужах и дрожащие блики ручейков, слишком грязная земля ( тряпки, помойки, кучки, порченная резина, хлам, рвань, битое стекло- всё прошлогоднее напоминает о своей былой жизни и какбэ намекает, что и в этой тоже не прочь поучаствовать и даже имеет кое-какие права... жалкие и убогие права, но то ж не вина прошлого, что оно умерло.. а ему хочется ещё побыть-пожить, оно всё ещё существует ). Вот об этом всегда весна. О жизни после смерти, о падали, о разложении, вылезшем на всеобщее обозрение, о том, что всякое прощание иллюзорно.
Потом, когда земля будет прогрета и перестанет быть инфузорийной протейной грязью и когда будет трава... Но это потом... А сначала ранняя, раненная, как опоенная девочка-подросток с воспалёнными лимфоузлами, ошалевшая и бессмысленная- весна пойдёт шататься по нашему мирку, по этому городу, по загаженным улицам, падая в серые меленьекие су-гробики, плюхаясь в бензиново-свинцовые лужи и будет таращить свои бессмысленные голубые глазенки... Цвета мартовского неба

запись создана: 02.05.2014 в 11:35

@темы: Репост

---

Сказка о Мальчике, который выбирал свой путь (в процессе)

Арт - Брат Гримм

Станция, на которой никогда не останавливаются поезда.

На этой станции поезда никогда не делают остановок. Кому нужен захудалый городишко, в котором и посмотреть-то не на что? Начальник станции, конечно, исправно содержит её в чистоте, да только редко кто заходит к нему. И тишина вокруг настолько плотная, что через неё трудно прорваться, только поездам и под силу, когда проносятся мимо.

Текст

Первое появление мальчишки так и остаётся никем не замеченным, он просто садится на лавку и бросает потрёпанный рюкзак рядом. Серые глаза упрямо вглядываются вдаль, и кажется, что вот-вот свершится чудо, на горизонте появится поезд и увезёт мальчика в неведомые дали. Но нет, этого не происходит.
С тех самых пор упрямец появляется первого числа каждого месяца и терпеливо ждёт. Обычно он сидит до самых сумерек, пока не загорается над его головой уличный фонарь, заливая старенькую лавочку и небольшой участок перрона неярким светом. Тогда мальчишка словно бы нехотя встаёт и медленно шагает прочь.

В апреле… Да, именно в апреле к нему впервые кто-то подсаживается. Сгорбленная долгими годами тяжкого труда старушка, матушка начальника станции, замечает одинокого мальчика и угощает его пирожками.

- Вот, держи, этот с яблоками, а здесь с вишней, - шамкает она. – Ты такой юный и совсем один. Где твои родители? Почему отпустили в дорогу?
- Мне было нужно, - глаза мальчика обманчиво пусты, он аккуратно надкусывает пирожок и улыбается. - Очень вкусные, спасибо вам.
- Нужно… Скажешь тоже. Возвращался бы ты домой, сынок. Тебя там наверняка ждут, так ведь будет лучше, правда? Родные соскучились, испереживались… Возвращайся, не раздумывай даже, – старушка треплет светлые волосы мальчишки и, охая, тяжело поднимается. Он подскакивает следом и доносит большую корзину до дверей крошечного здания, гордо именуемого «Конторой».
- Я не вернусь назад, бабушка, - шепчет на прощание он и вновь занимает своё место.

В июне мальчишка приходит очень рано, когда солнце только-только ещё успевает сбрызнуть землю своими первыми лучами.

- Эй, это опять ты? Чего ждёшь, малец? – начальник станции заинтересованно смотрит на тоненькую фигурку у самого края перрона и подходит чуть ближе.
- Поезд жду, давно уже… Может, вы скажете, когда будет? - мальчик вопросительно склоняет голову и не переставая крутит широкую лямку рюкзака. – Столько времени прихожу, а поездов всё нет…
- Так зачем ходишь? Не останавливаются тут поезда. Едут и едут себе дальше, - ухмыляется начальник и для пущей убедительности обводит окружающее пространство рукой. – Видишь, пусто, нет никого.
- Совсем не останавливаются? А зачем тогда нужна эта станция?
- Как это, зачем? – удивляется начальник. - Положено ей здесь быть, вот она и есть. Правила такие. Есть город, есть станция. Работаем мы.
Мужчина надолго замолкает, обдумывая слова мальчишки.
- А как же… Как путешествовать? – мальчик растерянно оглядывается по сторонам, как будто ищет ответ.
- Удумал… Путешествовать ему. Чего тебе на месте не сидится? Мог бы ко мне в помощники пойти, дел-то немало, да и мне полегче будет.
- Но… Если поезда не останавливаются, чем вы заняты?
- Вот ведь простодушие небывалое, - качает головой начальник. - А отчёты кто писать будет? За порядком следить? Давеча вон листьев и веток нападало, цветы на клумбе посохли от жары, да кошки разодрались прямо на перроне.
- Кошки?
- Ну да, кошки. А ещё вон, под лавку лиса забилась, сам погляди. Принесла же её нелёгкая, и как только добралась сюда! Грязнущая, зараза, а зубы показывает. Ты, малец, взял бы метлу, да погнал эту нечисть подальше отсюдова, вот тебе и работа. А жалование у нас хорошее, соглашайся, не прогадаешь! – начальник приосанивается и поправляет фуражку на голове, кивая в такт своим словам.
- Вы предлагаете мне работу? – рюкзак плюхается прямо в пыль, а мальчик нагибается, нашаривая под лавкой лису.
- Предлагаю, я человек серьёзный, за свои слова ответ держу. Ну так что? Пойдёшь в помощники? Будешь обход делать, поезда считать для отчётности…
- Нет, дяденька, спасибо.
Из-под лавки на свет выныривает острая мордочка перепачканного лисёнка. Он сверкает глазками и опять прячется в уютную темноту.
- Твоё дело, хотя жаль, конечно… Передумаешь если, я у себя буду. А зверюгу эту убери, непорядок! – начальник степенно шагает в свою «Контору».

Август встречает мальчишку едва уловимым запахом уходящего лета. Фонарь легонько покачивается, будто приветствуя старого знакомого, а лёгкий ветерок смахивает песчинки с лавки. Рядом с ней стоит невысокий парень в шляпе с широкими краями и большим, видавшим виды чемоданом в руках.
- О, товарищ по несчастью! Тоже пришёл поезд ждать? – путешественник широко улыбается. - Гиблое дело, предлагаю добраться до соседнего города, а там поминай как звали. Ты куда едешь?
- Куда дорога приведёт, - мальчик не торопится подходить и мнётся, перебирая ногами. Нежданное соседство ощутимо мешает ему.
- А я вот в город ***** подался. Как буду на месте, куплю домик, делом займусь. Заживу! Не представляешь, рассказывают, что там невероятно красиво, а люди все сплошь доброжелательные и приветливые… И солнце не палящее, как здесь, а ласковое. Говорят, если доедешь – все мечты сбудутся! Только помотаться придётся, не так уж просто до цели добраться… Но мне не впервой, путешествую я часто, заметно, да? – парень-путешественник хохочет и вертит свой старый чемодан, чтобы можно было легче разглядеть, насколько тот потрёпан.
- А почему тогда осесть захотели? – пересиливая себя, мальчик всё же опускается на привычное место, аккуратно придерживая на плече вёрткого лисёнка.
- Устал я от дороги… Но ещё столько приключений впереди! Пока до места доберёшься… А кто это у тебя?
- Лис. Только не нужно его гладить, не любит он чужих.
- Странно… Ну, ты как, мелкий? Может, махнёшь со мной? Чего тебе киснуть тут одному, ничто ведь не держит. Вдвоём веселее будет!
- Извините, нет, - мальчик устало вздыхает и откидывается на спинку, спуская лисёнка на колени.
- Да почему? Сам же сказал, что тебе всё равно куда ехать! – путешественник подхватывает чемодан и готовится шагать дальше.
- Я этого не говорил.
- А… Так у тебя свой… город.
- Вроде того.
- Жаль, мне бы компания не помешала. Ты знаешь, где меня искать, если дорога туда забросит, дай знать о себе. Вот, держи, - путешественник протягивает пожелтевшую от времени карточку и нетерпеливо суёт прямо в загорелую ладошку мальчишки.
- Так вы шляпник? – мальчик вертит картонку, разглядывая завитые вычурные буквы на ней.
- Он самый, легко мой дом найдёшь, не ошибёшься! – парень подмигивает и шагает в противоположную станции сторону. – Бывай!
Мальчик долго смотрит вслед незадачливому путешественнику. Уйти? Нет. Остаётся только ждать. Дрёма смежает веки, лисёнок на коленях негромко пофыркивает, устраиваясь удобнее, и мальчик проваливается в сон…

Он просыпается от резкого свистка, когда станцию уже затягивает ночная мгла. Вдали виднеются очертания быстро приближающегося поезда, и сердце мальчика стучит часто-часто, а ладошки становятся влажными. Проедет? Остановится?
Мальчишка рывком поднимается на ноги и начинает махать руками, понимая, что его всё равно не заметят. Лисёнок мечется у ног мальчика, но кто разглядит его в темноте?
И тогда старый фонарь вдруг загорается необыкновенно ярко, так ярко, как не горел никогда в жизни. Он освещает всё вокруг, зовёт, манит к себе, вкладывая в этот свет последние силы. И поезд начинает постепенно замедлять свой ход…

Станция "Что было и что будет"

Поезд мерно раскачивается, постукивая колёсами, за окнами мелькает быстро сменяющийся пейзаж, а Мальчик крепко спит. И снится ему, что зовёт его кто-то, теребит за плечо. Весь мир вокруг зыбко колеблется, расплывается разноцветными пятнами... Неважен он сейчас. Важно, что двое. Рядом.
- Пойдём…
Мелькают прядки волос, озорные глаза и аккуратные ладошки. Сейчас… Сейчас… Сухие губы мажут по щеке.

Свисток вырывает из сна, заставляя резко дёрнуться. Лисёнок тычется носом и поскуливает. Станция. Мальчик стряхивает с себя осколки сновидения и выходит на перрон.
- Где мы?
- «Что было и что будет», - Машинист неторопливо вышагивает к пассажирам, прикуривая сигарету.
- То есть?
- Так станция называется.
- Но здесь написано совсем не такое название, вот же… - Мальчик оборачивается к изрядно обветшавшему зданию с табличкой.
- Это для других, малыш. Официальные названия существуют для тех, кто не видит и не знает.

Время вечернее, воздух тяжёлый и плотный. Заброшенные постройки поскрипывают, хотя ветра совсем нет. Машинист приподнимает кепку и щурит тёмные глаза, вглядываясь в черноту леса, подступившего совсем близко:
- Ты веришь, что на свете порой происходят самые настоящие чудеса?
- Верю, - когда Мальчик присаживается на корточки, чтобы погладить Лисёнка, тот отчего-то вертится юлой и возбуждённо тявкает.
- В этих краях когда-то было большое поселение. Много людей. Их староста – крепкий зажиточный крестьянин – был уже не слишком молод. А несколько лет назад его жена умерла при родах, оставив мужу сынишку.

Мальчик силится представить себе мужчину с ребёнком на руках. Наверно, был гроб и все плакали... Он видел такое и раньше.
- Жалко их…
- Да, малыш, жалко, но что тут поделаешь... Так тоже бывает. Староста любил сына, старался привлекать парнишку к своим делам. Времени они много вместе проводили... И всё было хорошо, пока не приглянулся мужчина Красавице – дочери небогатых крестьян. Девушка была видная, не знала отбоя от поклонников, но для себя решила, что выходить замуж нужно только за человека обеспеченного.
- Это неправильно. Женятся по любви.
- Смешной ты, - Машинист улыбается и треплет Мальчика по голове, - хорошо, когда люди так и поступают, но вот Красавица была очень практична. Она покорила Старосту своей красотой и живым умом. И хозяйкой хорошей слыла, да…Много ли времени нужно, чтобы мужчина влюбился? Вот и стали они готовиться к свадьбе.
- Совсем скоро?
- Видишь ли… Иногда люди не думают долго. Староста хотел, чтобы Красавица создала в доме уют, баловала семью своей стряпнёй, а больше всего – чтобы пригрела рядом с собой Сынишку, не знавшего материнской ласки.
- И она полюбила его, да?

Мрак потихоньку сгущается, застилая землю чёрным покрывалом, и только огни поезда противостоят ему. Откуда-то тянет промозглым холодом и сыростью.
- Давай-ка… - Машинист сбрасывает куртку и укутывает Мальчика. - Так будет лучше.
- Спасибо… Так что дальше было?
- Не сладилось у них… - Машинист склоняет голову и всматривается в лицо своего собеседника. – Красавица невзлюбила Сынишку Старосты сразу же, посчитала его лишь досадной помехой, от которой нужно избавиться.
- Помехой? Почему?
- Видишь ли, девушка хотела своих детишек, которые бы звали Старосту папой, а её саму мамой и навсегда привязали бы к ней мужа. И вот тогда Староста уже ни в чём не смог бы ей отказать, только её прихотям потакал бы. Разрасталась бы её семья, их клан...Это сила, власть в крае... К тому же, Сынишка Старосты был тем ещё мечтателем, они с отцом частенько ночами залазили на крышу и глядели на звёзды. Мечтали, разговаривали… Красавица считала, что это глупости, что сын... вроде как сбивает отца с толку, ну и чувствовала себя обделённой и только сильнее злилась.
- Почему она тогда не смотрела на звёзды вместе с ними? Это же так просто. И все были бы вместе…
-Я не знаю, малыш. Гордость? Характер хотела показать? А может, просто ей это было не нужно... так бывает.Не нужны ей были звёзды... Никчёмные они для неё, понимаешь?

Мальчик поджимает губы. Да, кажется, он понимает...
- Она обижала Сынишку? - он вертит в руках подобранную в дорожной пыли ветку.
- Да… Пасынка своего она держала в ежовых рукавицах. А по ночам нашёптывала мужу всякие глупости, наговаривала на его родного сына. То по её словам выходило, что Сынишка сгубил лучшую овцу в стаде, то якобы из-за его шалостей в доме случился пожар, который она по счастью сразу заприметила, да на помощь позвала вовремя… И всё-то Сынишка делал не так, всё не этак. Поначалу отец сопротивлялся, но уж очень горячими и сладкими были ласки Красавицы. Да и сама она… могла быть очень убедительной.
- Да как он мог? Это же его сын!
- Эх, если бы в жизни всё было только правильно, так, как должно быть, Староста не послушал бы жену. Но он послушал… сам стал покрикивать на Сынишку, выговаривать ему за чужие промахи, укорять в излишней мечтательности, вроде как непригодной для работы, а потом и отсылать начал из дома с пастухами. Да всё чаще и чаще…
- Он больше его не любил? Да? Разве так может быть?
- Я не думаю так… - Машинист садится рядом и притягивает к себе Мальчика, обнимая одной рукой. – Скорее, Староста просто запутался. Понаделал ошибок. Если бы кто-то подсказал ему, помог… Но сельчане только перешёптывались между собой, а за Сынишку никто вступаться не хотел. Чужая семья – чужой монастырь. Дескать, сами родные друг с другом разберутся, а уйдёт Сынишка куда глаза глядят искать лучшей жизни, значит, так тому и быть.
- Он ушёл из дома?
- Оно бы и лучше было, если бы ушёл, но он надеялся, что отец всё поймёт, и они заживут как и прежде. А Красавица задумала совсем недоброе… Дождалась подходящего дня, летнего праздника. И пока все отдыхали и радовались теплу, по старой книге прабабки, помышлявшей мелким колдовством, заговорами да приворотами, прочитала Красавица страшное заклинание. Согласно ему, Сынишка должен был обернуться деревом, а отец - забыть о сыне навсегда. Да пошло что-то не так. Никто не знает, что именно там произошло, но сгинуло селение, будто и не было его никогда. Никого не осталось, только несколько построек, старая станция, что была неподалёку, да дом Старосты где-то в чаще этого леса.
- А что же Сынишка? Он тоже пропал вместе с остальными? – Мальчик встаёт со ступеньки поезда и оборачивается к чернеющему лесу.
- Увы, с тех пор никто его не видел. Ты не переживай… Уже много лет прошло, и мы здесь надолго не задержимся. Давай-ка я пойду машину посмотрю, проверить никогда не помешает, а вы не отходите далеко, скоро дальше поедем.

Насвистывая незамысловатую мелодию, Машинист уходит к паровозу. Мальчик, постоянно поправляя длинную не по росту куртку, какое-то время ходит вдоль поезда, погружённый в свои мысли, а потом, будто решившись на что, вступает на тропинку. Лес вот он, совсем рядом, почти поглотил старую станцию, выдвинулся вперёд, вот только деревья в нём вблизи кажутся совсем безжизненными, будто неведомое существо уворовало их силу. Заскорузлые ветви сплетаются друг с другом, по стволам бегут глубокие трещины... Ни шорохов, ни птичьего крика – безмолвие.

Темнота притягивает, манят шорохи, что-то подталкивает Мальчика дальше, проводит мягким по ногам - это Лисёнок увязался следом и не отстаёт ни на шаг.
- Лес умирает, - в тишине даже шёпот кажется гулким и неестественно громким. – Там, впереди, есть просвет. Если не найдём ничего, придётся уйти.
Лисёнок согласно тявкает, принюхивается и бежит вперёд. Пробравшись сквозь заросли кустарника, они выходят к некогда добротной, а теперь явно покинутой хижине, заросшей мхом и засыпанной сухими листьями. Здесь ещё холоднее, холод пробирается даже под одежду и прикасается стылыми пальцами. Мальчик только плотнее запахивает куртку и стучится в приоткрытую дверь. Не дождавшись ответа, он подманивает лисёнка ближе и перешагивает через порог.

Внутри мало что можно разглядеть из-за темноты. Комнаты пусты, мебель и вещи покрыты пылью, словно вот уже много лет никто не бывал здесь. На кухонном столе, рядом с оплавленным огрызком свечи и маленькой фигуркой лошадки, вырезанной из дерева, лежит большая старая книга. Она раскрыта почти точно посередине, но когда Мальчик подносит её к окну, обнаруживает лишь пустые пожелтевшие страницы. Ни слова, ничего.
На стул наброшено цветастое праздничное платье, уже изрядно изъеденное молью, на краешке спинки висят коралловые бусы. Их хозяйка собиралась принарядиться к торжеству. Мальчик представляет себе молодую черноволосую женщину, которая прихорашивается, чтобы ослепить всех своей красотой. Он ещё оглядывается вокруг, когда лисёнок, до того беспокойно снующий по углам и тихонько потявкивающий, стремглав выскакивает из хижины и убегает во мрак.
- Ты куда?! Стой, подожди! Заблудишься! – Мальчик бросает книгу, суёт в карман найденную лошадку и бежит следом, еле успевая отводить руками ветки, так и норовящие больно хлестнуть по лицу.

Посреди сухой травы на поляне высится огромная старая ель. У основания её, словно прижавшись в поисках утешения, растёт большой куст кизила. На удивление он зелен и усыпан белыми цветами. Красота его, так резко выделяющаяся на общем фоне увядания, манит, но и настораживает.
При приближении Мальчика старая ель начинает тихонько покачивать ветками, будто приветствуя:
- Что ты… забыл… здесь, путник… Не тревожь… нас… Не тревожь горе…
Лисёнок подбегает к самому кизиловому кусту и оглядывается, вертит головой, будто ищет что-то, а потом бросается к ели.
- Жив… Вернулся… Уходи… Не место здесь тебе… Уходи… Прошу…
- Вы его знаете? Он убежал отсюда? – Мальчик подхватывает неугомонного спутника на руки и крепко прижимает к груди.
- Да… - ель раскачивается всё сильнее, сыплется пожухлая хвоя, а кизиловый куст точно дрожит, роняя белые лепестки цветов.
- Вы – Староста. Я прав? С вами что-то случилось. Я могу помочь? - Мальчик отступает на пару шагов, силясь разглядеть в старой ели того самого крестьянина.
- Её заклятье… Зло… все наказаны… Всё чахнет… Всё дряхлеет… Забери его… Этим поможешь... Когда-нибудь… - все деревья вдруг разом начинают скрипеть. Скрипы эти похожи на стоны, на горькую вековечную жалобу.
Мальчик чувствует, как часто бьётся сердечко его спутника, как прижимается он, ища защиты.
- Так вот что… Поселение превратилось в лес, потому что Красавица наложила заклятье на вашего Сынишку. Забрать Лисёнка? Это он? Но как я помогу?
- Забери… С собой…
Гудок паровоза пробивается сквозь шум деревьев, а минуту спустя где-то вдалеке слышится крик машиниста.
- Нас ищут, - сунув лисёнка за пазуху, Мальчик вновь обращается к ели. – Если я могу кого-то привести, скажите…
- Нет… Беги отсюда… Погоди… Дай ещё раз взглянуть… И беги… - Ель словно возвращается к своему сну, застывает, не отвечая больше.

Когда они возвращаются назад, разражается ливень, падающий на землю стеной. Сквозь потоки ледяной воды трудно углядеть тропинку, и Мальчик почти впечатывается в Машиниста, бегущего навстречу.
- Как ты?! Зачем одни ушли?! Раздери эту железяку… Лес словно ожил! Быстро в поезд, там всё расскажешь, а то простынете оба! Едем!

Где-то в пути

Предзакатное солнце заливает светом поля, обновляет краски глубокими предвечерними тонами, щедро расплёскивает золотистые густые блики. В этом царстве тепла и ровного стремительного движения нет места ни тоске, ни унынию. Мальчик улыбается, глядя в окно и подставляя лицо ласковым лучам, а рыжий как солнышко Лисёнок старается незаметно подобраться к своему другу и лизнуть в ладошку.
- Хитрец, - Мальчик смеётся и ласково гладит Лисёнка, а тот только довольно жмурится в ответ.
Поезд набирает ход. Катится, унося их в далёкие дали… Мальчик часто теперь думает о том, как помочь Лисёнку и разрушить заклятье, а в пути он вспоминает и о своих горестях, рассказывая другу, что же приключилось с ним до того, как они встретились на «Станции, где никогда не останавливаются поезда»…
Там, где никогда не было его Дома.

Старый двухэтажный дом Деда стоит на самом отшибе. Ставни покосились, с крыши попадала добрая четверть черепицы, а ступеньки давно уже протяжно скрипят под ногами. Дом дряхлеет вместе со своим хозяином. Мальчик несколько раз пытался поправить непослушные ставни, но это было бессмысленно, на следующий же день они вновь свешивались с петель на бок и со злорадным стуком бились и скреблись об стену.
Мальчик стоит на веранде и бездумно ковыряет на перилах кусочки голубой, давно выцветшей на солнце краски. Приближение Деда сложно не заметить - он постоянно бурчит что-то себе под нос и зло покрикивает на вечно путающихся под ногами ребятишек Соседки.
- Они там опять сорят деньгами, тратят их на что попало. Вот когда я был молод, я умел беречь деньги… да. Днями и ночами в шахте – попробовал бы кто из этих! Как настоящий Шахтовик, в грязи, среди кусков камней и угля! Как я! Нет. Они развлекаются, не думают, что будет завтра. А жила-то может истощиться – что тогда? Где будет их богатство? А? Не знаешь? Не знаешь, да? А я тебе скажу! Сдохнут, как бродячие собаки! Все сдохнут! – Дед хмурит седые кустистые брови и неприятно выставляет в усмешке свои редкие жёлтые зубы. – Все! Как пить дать, помрут, голубчики, только золотишко растратят на свои глупости… Все… Как один… И этот… Он первым…

Звук шаркающих шагов постепенно затухает внутри дома и бессмыслица, которую изо дня в день каркает старик, становится неслышна.

Мальчик закрывает глаза и прижимается щекой к тёплой стене. Интересно, если очень-очень долго идти и оставить посёлок, там, где-то впереди, что-нибудь будет? Дед рассказывал о чёрных угольных шахтах. За ними, по его мнению, начиналась пустота…
- Ты там становишься ничем. Пылинкой. Глупой, никчёмной пылинкой, которая кружится на ветру, а потом падает на землю и про неё все забывают. Все! Глупости говоришь, малец, работать надо! Работать. Понял? Вот подрастёшь ещё чуток, так я сам тебя отведу к шахтам. Там жилы… золото… Ты найдёшь, и я разбогатею! Заживу! И все, все увидят! Понял? Все!..

Так продолжается изо дня в день. Когда Мальчик расправляется со своими нехитрыми домашними обязанностями, Дед откидывается на спинку горчично-жёлтого кресла и заводит свои бесконечные истории о золоте, требуя от единственного слушателя внимания.
- Вот будет осень… И ты пойдёшь. А то, что тощий, так это ничего. Если шахты тебя не проглотят, так только крепче…кх..кхе.. станешь…кх… - он заходится натужным кашлем и косится воспалёнными глазами на Мальчика. – Скоро уже.

Есть ли разница между тем, чтобы быть никому не нужным Где-то Там и никому не нужным Где-то Здесь? Здесь… В Богом забытом посёлке, где всего-то примечательного, что сумасшедший старик, да дом Богача, изукрашенный немыслимыми архитектурными изысками. Здесь, где ты совершенно один.

Дом Богача обходят стороной. Хотя он и красив, окружён зелёным тенистым садом, но люди давно уже знают о том, что творится внутри. По молодости Богач вместе с Дедом работал в шахтах, но повезло ему гораздо больше, в первый же год наткнулся на крупную золотую жилу, а там ещё и ещё. Окреп, на ноги поднялся, поместье себе отстроил, власть в посёлке прибрал к рукам. А с годами Богач перестал скрывать свою слабость, единственное, на что никогда не жалел ни денег, ни времени...

В эту спальню не проникает утреннее солнце - тяжёлые бархатные портьеры не пропускают свет. Золото на красном – королевские цвета, потерявшие свою значимость в стариковской спальне. Пыль скопилась в ткани, пропитала её собой. Слой пыли везде: на позолоченных статуэтках, изображающих пухлых херувимов, на некогда ярких персидских коврах, теперь тут и там заляпанных липкими пятнами, на тяжёлых багетных рамах безвкусных картин… Слуги полагаются на слабое зрение старика-хозяина и не утруждают себя заботой о доме. Их слишком мало для такого особняка, а Богач слишком скуп на плату.

Жарко. Пылинки плавают в воздухе, и совершенно нечем дышать…

Опять болит спина, кости ломит и тянет… Проклятый возраст. Хотя это конечно не старость, с чего это они взяли! Ещё чего! 60 - это… это расцвет сил, м-да… ну, а 70 - любой дурак знает - возраст мудрости…. Вот только чёртово здоровье… Нервы, бессонница… А этот мерзавец смеет спать!
- Валет! – быстрый толчок ногой в спину. – Валет!
Валет шевелится, вырванный из чёрной ямы сна, и поднимает голову, глядя перед собой сквозь спутанные белые волосы. Секундное недовольство на его лице мгновенно сменяется угодливым вниманием.
- Ты ещё долго намерен дрыхнуть? Я уже проснулся! – Богач кривит бледные, похожие на сырую котлету губы, и намеревается толкнуть парня ещё раз.
- Завтрак? Конечно-конечно, я сейчас распоряжусь… - Валет быстро садится на постели, собираясь встать.
- И давно ты получил право здесь распоряжаться? Я не хочу есть. Порадуй меня, ну? - Богач ухмыляется, глядя, как парень откидывает его одеяло и приступает к нехитрым ласкам. – Давай. Соси!
Валет томно прикрывает глаза, покрывая поцелуями бледную, обвисшую кожу живота, находит губами всё ещё дряблый член и начинает ритмично двигать головой.
- Хороший мальчик… - рука ложится на голову, давит, нагибает ниже, отросшие ногти впиваются в кожу.
Валет неловко проезжается зубами. Вскрик, больше напоминающий хриплое рычание, и Богач оттягивает юношу за волосы вверх, заставляя искривиться от боли. – Дрянь! Сучонок! Вышвырну отсюда! Слышишь… - старик переходит на свистящий шёпот. - Ко всем чертям. Подыхать.
Когда у него неожиданно громко урчит в животе, Валет вздрагивает и поднимает глаза. Богач силится засмеяться, но из его горла вырывается лишь булькающий звук.
- Я сейчас всё исправлю… Расслабьтесь… Прошу вас… - Валет масляно улыбается и заискивающе заглядывает в глаза своему господину. Он старается. Старается, наглаживая худые бёдра с выцветшими, почти исшаркавшимися волосками. Старается, забирая в рот мягкую бессильную плоть. Старается...

Утираясь, Валет заглядывает в захватанное пальцами зеркало в холле и вертится вокруг ещё несколько минут. Воображая себя облачённым в винного цвета камзол с рюшами, белые гольфы и туфли с золотыми пряжками, Валет поворачивается то одним боком, то другим, принимая величественные позы. Старик уже пожил своё, окочурится совсем скоро, только бы уговорить его подписать бумагу…

Порой Валет вспоминает свою прежнюю жизнь. В сиротском приюте, откуда он сбежал, едва ему стукнуло восемь, часто говорили о Боге, о том, что испытание, возложенное на них, совсем ещё сопливых мальчишек и девчонок, оставшихся без родителей, нужно вытерпеть, а со временем всё придёт… Сейчас ему шестнадцать, и он взял-таки судьбу в свои руки. И никто... Ни одна живая душа… Ни один грязный оборванец из посёлка… Он кривится, вспоминая обидные выкрики: «Валет – подсоси монет!», «Шустрила, честные люди деньги трудом зарабатывают!».
Никто не посмеет больше криво поглядеть в его сторону. В конце концов, если Богач задержится на этом свете, ему всегда можно будет помочь. Осудят? Не докажут. Не поймают. Плевать.

Мелкая речушка по берегам совсем заросла кустарником, сразу и не заприметишь, есть там кто-то или нет. Солнце бьёт в глаза, вызывая резь, и заставляет ругнуться. Понятно, почему старый чёрт так не любит свет. Оп-па… От неожиданности Валет тихо присвистывает, а его лицо, напоминающее острую крысиную морду, ещё больше вытягивается вперёд.
На реке совсем ещё молоденький мальчик набирает воду в непомерно большое для него ведро. От жары его рубашонка прилипла к спине и немного задралась. Затаившись в кустах, Валет оглядывает Мальчика, скользит похотливым взглядом по полоске загорелой кожи на пояснице...
- Девственник. Клянусь старой задницей этого ублюдка Богача, мальчишка – девственник… - подвижный рот искривляется в недоброй улыбке, мутные глаза суживаются.

Мальчик набирает воду, не подозревая ни о чём, а солнце палит просто нещадно. Пот катится со лба, ткань неприятно липнет к телу. Речка вот она – зачем терпеть? Оглядевшись, он больше не раздумывает, сбрасывает свою поношенную одежонку и заходит в воду. Это только на минутку, обещает он сам себе. Иначе Дед разозлится…

Валет скользит рукой в штаны и высвобождает уже напрягшийся член. Мальчик плещется, смывая пыль и пот, его гладкая, ещё совсем детская кожа блестит от воды. Валет водит рукой всё быстрее, для удобства широко расставив ноги. Да… У мальчика тугая, нетронутая дырка, он будет сопротивляться и кричать от боли… Плакать и звать мамочку. А потом всё стихнет. Останутся только редкие всхлипы и безучастный взгляд. Мальчишка станет взрослым.
Валет содрогается, выплёскиваясь на свою ладонь. Грёзы отпускают, пора действовать. Он вытирает испачканную руку о траву и осторожно выходит вперёд.
- Привет!
Мальчик вздрагивает, разворачиваясь на голос.
- П-простите, я уже ухожу.

Одежда… Незнакомый парень вертит её в руках. Прикладывает к лицу, втягивая запах. Зачем? Нужно забрать. Нагота стесняет, водянистые, мутные глаза парня на берегу скользят по телу. И непонятно, чего он хочет.
- Не торопись, малыш. Давай поболтаем. Ты живёшь недалеко отсюда? Ведро-то, вон какое, тяжело нести.
- Отдайте вещи, пожалуйста.
- Возьми, кто тебе мешает? Я в воду не полезу. А ты выходи и забирай, - Валет скалится, наблюдая за беспомощным мальчишкой в реке. Он топчется там, не решаясь выйти на берег. Ничего не бойся, малыш, иди сюда…

Мальчик подходит и забирает ком из рук Валета, но когда он стыдливо отворачивается, чтобы одеться… Горячее тело впечатывается сзади, парень одним умелым движением обхватывает его, сдавливает руки, прижимает их, не давая двигаться, лицо и шею обдаёт несвежим дыханием. И так хочется сбросить с себя, отшвырнуть! Паника накрывает с головой.
- Пусти! – голос срывается, незнакомец выше и гораздо сильнее. Он давит, валит прямо на горячий песок, накрывает собой. – Пусти меня! Пусти! Пусти!
- Чего ты… Дурачок. Хорошо будет, - быстро шепчет Валет, - я тебе денег дам. Не обижу... чего, ну, давай… чего ты... ну! Пристрою тебя... ещё спасибо скажешь...
Он невольно вспоминает мерзкого старика... ну да ничего, мальчишка подзаработает. Но сперва под ним, под Вальтом!
Валет трётся прямо сквозь штаны, в паху твердеет почти мгновенно. Хорошо… До чего сладкий, нежный… Одной рукой он держит пацанёнка, а второй наглаживает по бокам, по выгнутой спине… Надо поставить его на четвереньки, так будет удобнее. Да… Вот так.
Голова вдруг резко, с мерзким хрустом откидывается назад, в глазах темнеет, а нос пронзает острой болью. А, что б тебя! Грязно ругаясь, Валет бросает добычу и зажимает обеими руками окровавленный нос.

Мальчик вскакивает. Его волосы испачканы чужой кровью, а колени горят. Схватить хоть что-то из одежды и бежать, пока парень не кинулся следом. Бежать…
Дальше, в кустах, отдышавшись, он натягивает на себя штаны и снова опрометью несётся к дому.
- Дедушка!
Дед стоит на крыльце и набивает табаком трубку.
- Где ведро?
- Дедушка…
- Где ведро, я тебя спрашиваю? Рубашка, ботинки – где?
- Там… - Мальчик пытается объяснить, но Дед его не слушает. Наотмашь бьёт по лицу и кричит что-то невнятное, страшное. Кричит, не переставая. Кричит и замахивается снова.

Мальчик запирается в своей крошечной комнатушке. Убежать. Спрятаться. Его бьёт озноб, содранные колени саднят… Ему чудится, что он всё ещё чувствует чужое тело. Настойчивые толчки сзади, руки, обшаривающие, бесстыдно трогающие там, где нельзя… Он не встаёт почти сутки, а Дед раз за разом барабанит в дверь, разражаясь ругательствами.

Следующей ночью, обмирая от каждого шороха в доме, Мальчик собирает кое-какие пожитки в старый дедов рюкзак, оставшийся ещё со времён работы в шахтах, и уходит навсегда.

запись создана: 02.05.2014 в 11:05

@темы: Писанина

---

В прошлом

За окном уже темно. Я не знаю, что будет завтра, не знаю, право слово. Мне иногда чертовски страшно. Не позволяю себе. Прячу, забиваю глубоко, уничтожаю, чтобы не разъедало душу, но повторяется… Снова. Животный страх - неистребимый, извечный. Я люблю тебя. И всё замирает внутри, звенит тонкими струнками, разрывает меня на куски, выворачивает наизнанку. А потом я просыпаюсь – целым, цельным. Это в моём сердце, течёт по венам-артериям вместе с кровью. И больно... Больно даже представить себе. Я молчу, я спокоен, подожду… вдруг.

Тяну нитку, сматывая клубок. Он мой. Где-то там, глубоко внутри болит, отдаётся тоской, истрёпанной надеждой, глухими уколами воспоминаний. И мурашки бегут по позвоночнику. Я. Помню? Помню каждую ласку и её особенный привкус, каждое слово, отдаляющее меня от безумия, в которое так хотелось шагнуть. Крючочки, тоненькие лесочки от меня к тебе – память.
Успокаивал себя банальностями, жрал горстями их – почти плацебо, думая, что смогу, что мне – поможет. Конечно, ошибался, как иначе?

Закрыть глаза и позволить темноте укутать меня в глухое и непроницаемое. Приют труса, абсолютное торжество его одиночества. Однажды ты просто прикоснёшься ко мне.
И я проснусь.

@темы: Писанина

---

Танго

Ветер хлещет в лицо, уши закладывает от криков и грохота взрывов. Потанцуем?

Это сумасшедшее танго на поле боя, посреди взрывающихся снарядов и летящей во все стороны земли. Мы смеёмся и продолжаем двигаться в такт только нам слышимой музыке. Я чувствую тепло твоего тела, твой еле уловимый запах, и мне нисколько не страшно. Я готов бросить вызов, плевать!

Текст

Мы встретились в странном месте, в странное время, когда я отчаянно нуждался в помощи. Увидев тебя, я захотел, чтобы ты убрался к чертям из моего маленького мирка, я был зол и наивен. Никто не мог догадаться, во что это выльется…

Постоянно хочу тебя трогать, прикасаться, сжимать в объятиях... Держать физический контакт, будто проверяя, что ты рядом и всё такой же податливый и близкий. Думаешь, можно просто так взять и перечеркнуть немыслимую тягу, страстное желание влепиться в твою душу со всего размаха, понимание, что вплавливаешься в каждую выбоинку, чёрточку, будто всегда тут был, будто всё, что происходило до этого безумия - сон?

А теперь я наконец-то проснулся. И... я живой, представляешь? Оказывается, я умею чувствовать так сильно, что даже не подозревал об этом раньше. И, если есть хоть малейший шанс стать твоим родным и близким…надолго, я должен его использовать. Вот так, прижавшись лбом к твоему плечу, закрыв глаза и послав к чёрту всё, что болит и гложет, я прошу только об одном. Самом простом и самом сложном, из всего, что существует в бесконечной Вселенной.

Когда мне было четырнадцать, я сидел ночами на кухонном столе и, скрестив ноги, болтал ими в воздухе, смотря в тёмное небо и еле слышно нашёптывая Луне свой секрет. Знаешь, спустя столько лет я перестал верить в сказки, пока однажды ночью, совсем недавно, не поднял голову, глядя на звёзды, и не попросил у них кое-что важное.

Я жду твоих писем и боюсь их. Жду твоего появления и стыжусь подойти первым. Я люблю тебя. Со мной, таким шкодным и таким безнадёжно противоречивым и в чём-то даже неправильным, трудновато, знаю, но ты ведь не боишься, да?

Если бы это было написано мной полгода назад, разочарованным и циничным, конец истории был бы таким: «Мы будем танцевать до последнего, самого оглушительного взрыва, который нам будет уже не суждено услышать». Или что-нибудь про вечность. Вечное танго, вечная страсть. Много пафоса и авторских клише.
Но сейчас... Я отдаю финал на откуп тебе. Или это будет продолжение?
Допиши.

@темы: Писанина

---

Командироffка

Сочинение на тему "Как я провёл лето", или Однодневная зимняя командировка.
Мало кто знает, что я не любитель поездок. Совсем не любитель. Каждый раз для меня оборачивается весьма стрессовой ситуацией, от которой я потом долго отхожу. Личные поездки куда-либо - это одно, но вот командировки, даже самые короткие, однодневные, это крайне малоприятно. Понадобилось мне надысь съездить в соседний город с бумагами по отчётности за прошедший год. И не мне одному - весь цвет моего учреждения подобрался, укомплектовался и покатил. Поехали?

Я из лесу вышел- был сильный мороз. Без пятнадцати четыре утра я вышел из дому в мороз и на пустынной улисе ждал нового водилу. Где-то вдалеке показался свет фар, и я подумал: "Ага!", - подрыгивая ногами для сугреву. Свет свернул в соседний двор. Вместе с машиной. Тогда я стал материться и делал это в течение пяти минут, пока не увидел, что машина вырулила обратно и катит ко мне. Я мрачно в неё сел и долго выслушивал извинения водителя, не менее мрачно нахлобучив шапку на нос и нервно взирая на ускользающие вдаль очертания дома (где мирно спал кот Гера на тёплой постели) и знакомой местности (которая просто была знакомой и понятной).
По дороге мы собирали всякий сброд народ. Сначала замдира в тонну весом, потом просто дира, с его большим желанием сидеть на переднем сиденье и со всеми общаццо.
Забив на трескотню, я мысленно судорожно вцепился в родного человека и попытался заспать рядом с ним. Через полчаса у меня это получилось. А три с половиной часа спустя меня разбудили, вытряхнули из машины и засунули в кафешку к китайсам. То есть, кафешка-то китайцам не принадлежала, но внутри никого не было, кроме двух девушек на обслуживании и китайцев, оккупировавших половину столиков. Я ел блинчики. В нашу сторону смотрели и очень живо что-то обсуждали, но блинчики и горячий чай были важнее.
Ещё час в дороге я выслушивал излияния замдира, которая скоро освободит эту должность, потому что должность-то у неё временная. Она говорила о детстве мужа, о родственниках мужа, о недостатках мужа, о достоинствах мужа, о работе мужа (он пожарный), о коллёгах мужа, о болячках мужа, об отношениях с мужем и о толстом коте, который хочет жениццо. Потом она говорила о настоящих мужиках, но тут я прикинулся спящим.
Приехав на место, мы долго колесили по городу, стояли в пробках, и я думал о том, насколько мне здесь не нравицца и о том, как я хочу к родному, который тёплик и сейчас спить.
В большом и забубённом здании нас рассовали по кабинетам и заставили сдавать отчётность. Я долго ждал своего принимающего, сдал всё за десять минут, а потом так же долго ждал всех остальных. В городе к нам присоединилась коллега, уехавшая на день раньше, её тоже надо было ждать. Какая-то сердобольная старенькая бабушка завела нас в комнатёшку, де был чай и розетки. Там я подзарядил смарт.
Потом мы шатались по городу под пронизывающим ветром, забрели в кафешку (я сидел за одним столиком с замдира и слушал о том, чем плоха присоединившаяся коллега и о том, что я не говорю о личном на работе и ето странно). Много молчал, улыбался и усиленно пережёвывал пищщу.
Дальше мы абратна сидели в большом-пребольшом здании, где мона заблудиццо. Все говорили о том, что всё плохо, в учреждении нашем (небольшом и длинном, как город, где я живу) надоть всё менять и вот мы-то четверо (!) и будем это делать. Я загрустил и подумал, что проблемы учреждения мне как-то до фени, после чего меня срочно подключили к разговору, де надо было доказывать свою значимость и компетентность. Я всё доказал и загрустил снова.
Нас завели в кабинет начальства и долго со вкусом имели, говоря, что мы все плохие и ваще. Я стоически смотрел в окно.
Дальше был АДъ. В машине все обсуждали чего делать, потом заехали в театр к родне директора, но нас туда не пустили, а пустили только директора, потом ехали и обсуждали, ели и обсуждали, просто обсуждали, потом остальные вспоминали детство, а я заспал.
Проснулся я от баритона водилы (29 лет от роду), который вещал о религиозных ценностях и почти что всех тащил в евангелистскую церковь. С ним соглашались, потом спорили, потом я вышел из себя и готов был послать всех матом, поэтому прикинулся спящим, вспомнив о грядущих переменах на работе. Было темно, тесно и противно. Думал о приятном.
Водила заехал в какое-то село (Оспидя!), чтобы повидать родню. Он вернулся с гитарой в чехле и стало ещё теснее (какого хрена было не положить её в багажник?!), сильно заболело травмированное колено. Мысленно я бегал по потолку.
Коллеги галдели о маленьких часовнях, прелести жизни в дерёвне (в программе - воспоминания дира о родне) и домотканых половиках (?). Я спал.
Дома я готов был целовать не только землю (хотя примёрз бы ко льду), но и подъездную дверь (что было бы чревато тем же).
Что бы придумать в следующем году, чтобы такого пиздеца больше не было? Вопрос риторический.

@темы: Дыбр

---

А ещё мы съездим на ярмарку...

25.12.2013 в 17:31

Пишет  О!Сень:

А ещё мы съездим на ярмарку. Ты не помнишь? В прошлом году, когда ты взялся править лошадью, я смеялся как сумасшедший, помнишь? Я всё ждал, что ты перевернёшь коляску. Мы не ехали- неслись и прыгали вдоль этих белых загородок и я думал, что даже если врежемся- всё равно, уж очень это смешно.И всё вокруг было сумасшедшее, а цветы нам кричали из палисадников и солнце вертелось и брызгало лучами прямо в твой рот, глаза. И я смотрел на этот твой блеск и плеск света... Помнишь?
Мы обязательно ещё поедем, правда. Хочешь, ты будешь править?
Нет! Мы оденем тебя девчёнкой. В цветочки и оборки, в такие шёлковые финтифлюшки-знаешь, ну очень красивые, когда их много.
Мне всегда хотелось посмотреть на твои ноги в юбках- не в куцых дешёвках, а в таких... блестящих и гладких на вид, а под рукой цепляющихся, чуть шершавых, немножко неживых, прохладных, там тень и плоть ... И в жёстких тонких кружевах, после которых так хорошо наткнуться на живую кожу ...
Ну да. я знаю. этого конечно не будет. Надулся...

Но на ярмарку-то мы поедем, покататься на пароходике, потанцевать.. Поглазеть на диковины... Что ты хочешь увидеть на этот раз? Выставку механических собак? Никотиновые лёгкие ? Козла с лицом человека?

@темы: Репост

---

Автобусный адЪ.

Иногда ваш покорный слуга использует в качестве средства передвижения некое бесовское творение с гордым названием ПАЗ 32053. Обычно мне удаётся заткнуть уши наушниками, а глаза уткнуть в электронную книжку или просто заспать. Но. Сегодня на работе у меня как-то весьма незаметно разрядился смартфон, и тут понеслась...
"Горе-горе зима-а-а, ля-ля-ля-ля-ля!" - радостно сообщил мине Дима Ебл... Билан на входе в автобус, и это уже как-то поднапрягло.
Плюхнувшись на единственное свободное место, я расплатился и попытался смотреть в окно (делать-то не фих, а спать не хоца), и тут завошкался-завертелся-закрутился мой сосед. Сорок, мать их, минут! Видать, в попе у него было шило. Или вчера он знатно потрахался в эту самую попу. Первое вероятнее, ибо выглядел он как помесь урюка и губ Анджелины Джоли.
На сидении напротив увлечённо сосалась парочка: тридцатипятилетний (плюс-минус два года) лысый чувак и пятидесятилетняя (плюсплюсплюс) бабища в трогательной шапочки с помпончиком. Глаза я закрыл. Пазик немедля отреагировал на это, подсунув мне в ухи женские вопли на смеси испанского и отвратительного английского про сладкую жизнь.
"Кирюша! СЯДЬ СЮДА!" - это мамочка усадила рядом с собой от силы трёхлетку, не заплатив за билет и не подумав взять на колени. Следующие полчаса Кирюша ебал мозг, нет, ЕБАЛ МОЗГ (да, пусть буит капслок до кучи) всем, пока мама сидела истуканом, уйдя куда-то в себя. Моя же попытка уйти в себя провалилась с позором. "А я хочу передать привет обаятельной девушке Лене!" - надрывалось радио. Почему-то я подумал, что когда человек ничего из себя не представляет - его называют обаятельным, потому что нельзя сказать "красивый", или даже"прекрасный", "умный", "самый добрый", "притягательный" и проч. Безымянный чувак с радио, надеюсь, девица тебя услышала и таки дала.
И тут зашли они. Они томно махали ресницаме, поправляли коротенькии пуховички, надували губки и озирались в поисках "джентельменов". Один-таки нашёлся, после чего о нём тут же забыли. Девица брякнулась на сиденье, достала смартфон и разыграла "драму одного актёра". "Он мне постоянно пишет!", - пищала она. - "Я разобью телефон!" (Люди, я не вру! Это дословные цитаты. Оно так ВЗДЫХАЛО при этом, так хлопало ресницаме и так вертело головой от возмущения, что золотую малину я бы таки дал. Или пиздюлей)
Самое интересное, что когда подружка вышла через пару остановок, девица прекратила вздыхать и сама бодренько начала переписываться с постоянно пишущим товарищем. Действо происходило на фоне тупейшего монолога одного из отечественных йумористов, потому как радио было не простое, а "Юмор-чего-то-там". От так.
И после сорока минут всего этого я вышел в снег. В полумрак фонарей. В тень сосен. И был счастлив.

@темы: Дыбр

---

Шалость

22.11.2013 в 09:34

Пишет  О!Сень:

Средневековое.
Однажды некий заезжий фехтмейстер вызвал на бой небогатого пасечника. Пасечник, дорожа своим общественным положением, не смог отказаться от вызова, но поставил условие, что как человек бедный, он вынужден экономить на одежде и будет сражаться нагим. Тоже просит проделать и благородного дона. Дон удивился, но, гордясь красой своих членов, согласился на странное условие. Начали бой. Пока пасечник бегал от фехтовальщика между колодами, пчёлы облепили чужака и зажалили его насмерть, отчего тот скончался в невыносимых мучениях.Пасечник же остался жив и получил камзол и кюлоты с подвязками.
Так были открыты целебные своёства пчелиного яду.

Однажды заезжий мастер клинка, мочась у таверны, заметил, что оскорбляет сим действием тонкие чувства молодого человека скромного вида.Слово за слово, фехтун вызвал на бой городского гирудотерапевта, коим юнош был.
- Глядя на цвет вашей струи и наблюдая как вы тужитесь, краснея лицом, я предполагаю у вас болезнь почек, досточтимый сер. Не испытываете ли вы болей в пояснице?
(А надо сказать, что в Средневековой Европе мало кто не испытывал разнообразных болей, в том числе и в пояснице)
Заезжий фехтмейстер сильно удивился, но ответил, что да, испытывает. На что юноша благородно предложил ему пройти курс лечения- бесплатно, дабы никто не смог сказать, что он вступил в бой c пожилым инвалидом второй группы, спасая своё общественное положение.
После полного курса лечения остался лишь высохший труп незадачливого фехтуна.
А всё потому, что есть много способов пустить врагу кровь.

Это мои варианты. Не смог удержаться.

Дополнение. Лисов вариант:
Однажды заезжий фехтмейстер так оскорбился невинным взглядом, брошенным на его гульфик юношей в шапочке с пером, что вызвал его на дуэль. Юноша отказываться не стал, но поставил условие, что поединок должен состояться только в его рабочей каморке и никак иначе. Фехтмейстер удивился, но отправился за молодым человеком. Когда он вытащил шпагу и начал наступать, со старого шкафа прямо на его голову упала очень большая, толстая и запылённая книга. Сознание фехтмейстера помутилось, и очнулся он только в горячих объятиях юноши. Все остались довольны. Мораль – нечего выпендриваться перед переписчиками книг.

Оригинальный пост в ЖЖ

@темы: Репост

---

Dragon Age: Origin

Именно сейчас, когда разработка третьей части этой культовой RPG завершена уже примерно на 60%, хочется обратиться к истоку, к тому, с чего же всё начиналось…

Dragon Age: Origins (Век дракона: Начало) — компьютерная ролевая игра в фэнтези-мире, разработанная канадской студией BioWare и получившая множество наград. Игра была выпущена для Windows, Playstation 3, Xbox 360 и Mac OS X. Игра вышла 3 ноября 2009 года в США, 5 ноября в России и 6 ноября в Европе.©
Общие слова и сухие факты никогда не передадут удивительной атмосферы мира, в который вы попадаете, взяв на себя нелёгкую миссию спасти его, объединив раздробленные внутренними распрями и политическими решениями народы и общины. В долгом и полном опасностей и приключений пути вам предстоит выстраивать отношения со своими спутниками, а возможно, даже найти настоящую любовь.
Таинственный Зевран, наивный Алистер, преданный пёс-Мабари, язвительная Морриган, очаровательная и полная сюрпризов Лелиана, суровый Стэн, мудрая Винн и грубоватый Огрэн, - все они станут частью большой и разношёрстной компании, частью вас самих. Каждое решение, принятое вами, скажется на судьбе Ферелдена, каждый разговор с вашими спутниками будет иметь свои последствия. Здесь, как и в реальной жизни – провести чёткую грань между правильным и неправильным поступками очень сложно. Абсолютом в воплощении всего зла остаётся только Мор – порождения тьмы и их предводитель – Архидемон, воплощающие в себе саму Тьму. Для каждого игрока DAO раскрывается с новой стороны, демонстрируя свою глубину.
Итак, вы – Серый страж. Последняя надежда на мир и освобождение.

Личное мнение

Когда я впервые запустил игру и попал в Ферелден, самоуверенность не позволила мне сразу насладиться всей красотой этого мира. Стандартные подходы и схемы работали совсем не так, как я рассчитывал, ошибки наслаивались одна на одну и вскоре я сам понял, как же много упустил. ДАО - это не просто очередная RPG, она уникальна.
Потерять деревню Лотеринг, захваченную порождениями тьмы, не успев выполнить там и половины важных заданий? Легко. Надо только очччень сильно торопиться вперёд, даже не пытаясь взглянуть по сторонам. А к слову, даже там было на что посмотреть. Лотеринг – это маленькая деревушка, первая остановка Серого стража и его спутников. Беженцы из окрестных сёл и деревень, суета, страх и голод соседствуют с величавым древним каменным мостом и красивейшими окрестностями. Огромные крылья старой мельницы мерно крутятся, несмотря ни на что, ты только голову запрокинь и почувствуешь, как захватит дух.
Именно тогда мне удалось осознать, насколько важно здесь правильно выстраивать диалоги, искать верные подходы к тому или иному персонажу, потому что отыграть всё снова, если последнее сохранение было сделано давно, не получится, а последствия могут быть совсем не такими, на которые рассчитываешь. Подошёл к девушке за заданием, не имея нужного навыка изготовления ядов? Квест потерян. Взял Морриган в партию, чтобы убедить торговца снизить цены для беженцев? Ведьма скинет приличное количество очков отношения, что повлияет на её бонусные характеристики, а уйдёшь в абсолютный минус, так и вообще захочет покинуть группу. Всё как в реальности, правда?))
Непростым орешком оказался и Стэн – молчаливый великан кунари, спасённый из клетки в Лотеринге. Фразы, которые ожидаемо должны были привести к одобрению – вызывали отрицание, и, каюсь, только окончательно уразумев, что диалог не может состоять из плюсов за «добрые» утверждения и характеристики и минусов за «негативные», что изучить нужно характер и индивидуальные привычки КАЖДОГО спутника, я сумел подружиться с ними и завоевать расположение.
А как меня поначалу насторожил Антиванский Ворон – Зевран! Я буквально косился на него, понимая, насколько полезны навыки Зеврана, но при этом всё же считал, что доверять ему нельзя ни на грош. И… спустя совсем немного времени был совершенно очарован этим глубоким, непростым персонажем, будучи готов на всё, чтобы только он остался рядом и ответил на испытываемые к нему чувства.
Да-да. Ваша палатка в лагере совсем не обязательно должна пустовать) Холодными ночами вас может согреть как любовник по случаю, так и искренне любимый.
ДАО не даёт расслабляться, постоянно подкидывая какие-то сюрпризы. Наивный, чуть глуповатый и добрый Алистер, второй Серый страж, вдруг оказывается особой весьма высокого полёта, а нежная Лилиана - не просто девушкой из Церкви, пришедшей к Богу; она хранит массу секретов и только от вас зависит, насколько близко вы узнаете её.
Вот вы этаж за этажом преодолеваете Башню магов, расчищая её от одержимых, собирая всяческие интересности и попутно пытаясь разобраться в тонких ниточках необязательных заданий, как неожиданно попадаете в Тень – мир духов, средоточие демонов, где может оказаться только спящий или маг. Игра с сознанием, но игра весьма опасная, нередко заканчивающаяся гибелью. Вы снова одиноки, часть навыков не работает, всё вокруг кажется размытым и серым, как попасть из точки в точку малопонятно, а сделать нужно так много… Признаюсь, я знатно поплутал там в пару первых своих прохождений.
Глубинные тропы в королевстве гномов выдают партию за партией разномастные вражеских отряды, целый пучок весьма любопытных квестов, но вот вы спустились ниже и детская, в сущности, песенка, звучащая в гулких коридорах, заставляет ёжиться и с опаской продвигаться вперёд, буквально замирая на каждом шагу.
Потрясающе красивый лес Брессилиан хранит свою тайну. Вы заходите в него, будучи полны решимости уничтожить кровожадных оборотней, но ведь всё не то, чем кажется, и вот уже именно от вас зависит, будут ли спасены заражённые проклятием эльфы и как разрешится конфликт, длящийся столетиями… А вариантов как всегда, несколько.
Договор с эрлом Редклифа Эамоном кажется наиболее просто задачей? Ну да. В деревне творится что-то неладное, замок захвачен, а сам эрл серьёзно болен… Готовьтесь истоптать не одну пару башмаков на карте всего Ферелдена, прежде чем Эамон откроет глаза и сможет помочь вам.
Словом, впечатлений очень много, обговорить хочется буквально каждую деталь, но Ферелден – он всё-таки для каждого свой. Приятной игры!

СКРИНШОТЫ

В любви...

Скрещенье рук

И на войне.

3.

4.

5.

6.

7.

Со спутниками

8. Зевран

9. Алистер

(- Говори, милый, говори...)

10.

11.

Данвен Кусланд

12. Морриган

13.

14. Лелиана

15.

16. Мабари

- Хочу тыковку...

17. Стэн

18.

Читать только тем, кто играл в ДАО.

Подлинная история Ферелдена и загадочных событий времён правления короля Кайлана и Третьего Мора - Нашествия порождений тьмы, рассказанная Данвеном Кусландом, высокородным дворянином из Хайевера, чьё имя впоследствии было окутано тьмой и тайной и осияно счастьем человеческим и нечеловеческой властью. Тем, кто боролся и победил, основав невиданную дотоле Империю Влияния, не знающую границ и иных государей, кроме него самого.
1. В тот год, потеряв в страшном предательстве Лорда Хоу почти всех близких, в одну ночь из мальчишки став мужчиной и Серым Стражем, обречённым нелёгкому ратному труду и скорой ужасной смерти, я с моим наставником и другом Дунканом оказался в Остагаре. ДорОгой Дункан рассказал мне, что видит в коварстве Хоу более тягостное событие, чем одно только истребление рода Кусландов. Он опасался, что этот прожжённый негодяй рассчитывает на некий ход событий, который позволит ему остаться не только безнаказанным, но и превознесёт его выше прежнего. Не совсем понимая его скупые строгие речи, я, как заворожённый, следил за своим старшим другом, с каждой ночью и с каждый днём нашего путешествия на холодный Юг убеждаясь, что его красота - внутренняя и внешняя - неотразимы для меня. В то же время простота и благородная доверчивость его общения напрочь исключали всякую возможность заигрывания. Хотя мне прекрасно было известно, что воины - и Серые Стражи в том числе - а разве они не такие же люди? - не чураются любовных игр с товарищами своего полу, дабы скоротать время и сбросить хоть на миг тяжесть нелёгких боевых буден. Но Дункан никак не показал мне своего расположения к такого рода развлечениям, а я, пребывая в растерянности и скорби, мог лишь наблюдать за ним с расстояния, подобающего ученику и соратнику.
И всё же...
В последнюю ночь нашего путешествия был выбор разбить короткий лагерь в развалинах засветло или достичь ближайшего постоялого двора, но до него ещё два часа пути и придётся шагать в темноте. Сгущались тучи, но Дункан посчитал, что у нас хватит времени на дорогу, зато ночлег мы проведём с большим комфортом - итак, мы отправились к постоялому двору. Дождь всё же застал нас в пути, но лишь краем, так, что мы, слегка промокшие, заскочили в общий зал постоялого двора, отряхиваясь от стекающих капель. Народу - то ли из-за непогоды, то ли по какой другой причине, было необычно много, и Дункан шепнул, что сомневается, удастся ли нам добыть хоть одну кровать на двоих - но тут повезло, и магия имени Серых Стражей открыла нам дверцу одной, последней, свободной комнатки. Слуга разжёг камин и, пока мы сбрасывали мокрые одежды, принёс горячей воды для купания. Комната была так мала, что не имела даже каменной ванны- почти обязательной для гостиниц Ферелдена. Была лишь скромная бадья в углу, в которую я погрузился, едва подавив стон блаженства - так хороша был горячая водица после холодного и промозглого вечера. Дункан отчего-то поставил себя во вторую очередь и не будь он столь величаво-прост (мне казалось, стоит ему лишь намекнуть о своём желании и не найдётся во всём мире существа, способного отказать ему), я бы понял это как невинное любовное коварство - рассмотреть будущего любовника во всей банной красе.
Но то, что я полагал естественным для обычного человека, не шло к Дункану, и потому я без всяких задних мыслей плескался как мог в утлой бадейке. Наконец, ополоснувшись напоследок, я потянулся с зажмуренными глазами туда, где брошено было холщовое полотенце... Его грудь была обнажена и горяча как ад.
Мои пальцы парализовал этот жар ещё на подходе, я ещё не коснулся его, а уже знал, что он там. Туман перед зажмуренными глазами стал алым и мне казалось, я слышу грохот его сердца по всей комнате. Он проник в меня - с моим стоном и ужасом, потому что на миг мне показалось, что он хочет убить меня, потому что в его ласке было слишком много крови и боли.
Лишь потом я понял, чего ему стоило справиться с собой и не причинить мне вреда. Оставить мне жизнь, быть даже ласковым и нежным. Он и правда был таким. Мальчишкой, благодарным за каждый вздох, за каждое "люблю", сплетающим пальцы, заглядывающим в глаза, счастливым, ловящим твоё дыхание. Но как кратки были эти минуты... Будь я не так влюблён, я легко не заметил бы их. Я никогда не увидел бы Дункана другим. Не Стражем.

2. Лорд Хоу не отличался безоглядной храбростью, как например король Кайлан, скорее, его ценили за умение ставить засады и играть роль "второй руки" - вспомогательных частей в бою. Он был согласен с такой оценкой, но что думал этот вечно посмеивающийся человек на самом деле - оставалось загадкой для многих. Но не для всех...
Остагар - чьи древние руины должны были стать ареной триумфа короля Кайлана - по мнению одних, и началом конца Ферелдена - по крайней мере таким, каким он был - по мнению и упованию других, был выбран в качестве форпоста не случайно. И снова сплелись интересы так, что всех устроило это глухое таинственное место сурового южного края. Тайные тропки, многочисленные подземелья, древние крипты - место это годилось не только для войны, но и для скрытных и странных дел, не присущих простодушному и прямому ферелденскому нраву.
Когда из Орлея были получены первые признания парочки сбежавших от Логейна лакеев, король Кайлан возмутился:
- Доверять словам черни! Дункан, нет никакого заговора! Лорд Хоу имел в виду что-то другое, он не мог вести предательские речи. Это наверняка шутка... Подталкивать Логейна к свержению короля?! Нет, этого быть не может... Да и зачем ему это? Мы не можем в это поверить! Логейн близок к трону, он наш родственник, мы не можем пятнать себя подозрением! Сие противу чести!
Дункан склонился перед Кайланом, и казалось, что тема забыта. Но по особой задумчивости, по отдельным замечаниям короля, Дункан понял, что слова его и предостережения не пропали даром.
Поэтому, когда к нему вечером заглянул старый ветеран - на огонёк, потолковать о том-сём, Дункан не только выслушал его со вниманием, но и передал Кайлану содержание рассказа.
- Ты говоришь, он слышал это собственными ушами?
- Именно так, Ваше Величество."Остагару суждено стать прекрасной гробницей старого Ферелдена. Ваш гений, Логейн, возродит его и заставит воссиять в славе. Только вы можете навести порядок в этой утерянной для Создателя и Церкви стране, только вы вернёте ей благословение самого Создателя. Миссия, достойная величайшего их правителей, а не мальчишки Кайлана." Эрик процитировал дословно и такие речи очень похожи на Её святейшество. Эрику такое не придумать.
Кайлан прошёлся по пыльному полу заброшенного зала.
- Да, это похоже на неё...Но... Дункан, я не сторонник интриг и хитросплетений, я погружён в них против воли и знаю, что иногда поддаюсь на разные уловки. Нет, я не могу поверить, что Логейн на такое способен.
И тогда Дункан предложил свой план.
- Древо предательства пустило глубокие корни, Ваше Величество, они готовы уничтожить страну. Ситуация опасна и чревата гражданской войной, но мы можем не только избежать её, но и повернуть в свою сторону. Ваше величество убедится, так ли верен ему Логейн, столь близко стоящий к трону.
В день решающей битвы король с небольшим отрядом должен был принять на себя удар, а Логейн с основными силами подойти позже по знаку, поданному из дозорной башни - план нелепый, но ослеплённому тщеславием и гордыней Логейну он показался прекрасным и естественым. Откуда же он мог знать, что в тот момент, когда он открыто решится на предательский шаг и отведёт войска, бросая Кайлана и Дункана на смерть, эти двое с горсткой уцелевших преданных бойцов уже пробираются тайным забытым ходом времён Империи Тевинтер в глухой лесной угол, откуда им предстоит путь на север, в Денерим, в одно из убежищ Серых Стражей.
Но ещё до того момента произошёл крошечный, почти незаметный эпизод.

3. Когда недавно прибывший в Остагар Данвен Кусланд проходил по центральной улице лагеря королевских войск, поглядывая по сторонам, за ничего не подозревающим парнем следила не одна пара глаз. В том числе голубые, яркие, широко расставленные глаза Его Величества короля Кайлана. Он отмечал осанку, безупречную посадку головы, легкость и упругость походки новобранца. Он оценил молодого жеребца по всем статьям и... вздохнул. События развивались так стремительно и непредсказуемо, что времени на долгую любовную игру не оставалось. И всё же, упустить его-нет, нет на то его королевской воли!
- Погляди,- подманил он собеседника. - Вот он.
В амбразуре окна показалось эльфийское личико. Белокурый молодой эльф холодно скользнул взглядом по объекту королевского внимания."Недурён... У короля есть вкус. Лошадка уже объезжена, но ещё не покорна..."
- Ты будешь вести его. И чтоб ни царапины! Мне не нужны его боевые шрамы.
Эльф склонил голову в знак понимания и согласия:
- Приложу все силы, Ваше Величество.
- Не сомневаюсь. Тебе немало заплачено.
Король отошёл от окна, за ним последовал и эльф-наёмник, бросив перед тем ещё один взгляд в окно, на того... "Определённо неплох." Мысленно улыбнулся.
Могучая рука небрежно подцепила его, и в холодных голубых глазах прочитался приказ. Обученный Антиванскими Воронами, краса и гордость Ордена - Зевран подавил вздох, опускаясь на колени, больше всё-таки думая о приятной тяжести кошелька, надёжно упрятанного в сапоге, чем об этой дополнительной королевской милости. Выпростав член короля из гульфика, он мысленно охнул: "Громадина!" Но чего ещё ожидать от людей? Тем более, от их короля? записано Шанхайским Барсом

иллюстрации к альтернативной истории

1.

2.

3.

4.

5.

Полезные ссылки:
1. Тыц
2. Тыц
3. Тыц
4. Тыц
5. Тыц
6. Тыц

@темы: Игровое

---

Дом, в котором жил Гейл

Когда они жили в Торонто… Когда они жили в Торонто и снимались в нашумевшем сериале, Гейл арендовал Дом. Дом был небольшим и совершенно непретенциозным, на самом-то деле. Вряд ли бы кто-то смог догадаться, что здесь живёт актёр. Никакого сходства с лофтом Брайана Кинни, дорогого шика и функционального удобства, нет. Только уют и тепло. Гейлу нравилось возвращаться сюда после выматывающих съёмок и, развалившись в широком кресле со стаканом виски, вслушиваться в звуки… Дом, казалось, дышал. Тихий скрип и едва слышные шорохи выдавали в нём пульсацию жизни, Харольду это нравилось. Иногда он усаживался на пороге и прижимался щекой к тёплому дереву, вглядываясь в горизонт. А порой, потушив свет, медленно бродил из комнаты в комнату, погружённый в собственные мысли. Это успокаивало.

Текст

Дому тоже нравился его новый Хозяин. Заселившись, он не стал всё изменять, внося ненужные новшества, он не собирал у себя шумные компании, не был грязнулей или, наоборот, чрезмерным педантом. Чуть задумчивый, ласковый человек, который жил своей собственной жизнью, проявляя уважение к месту, где проводил ночи и выходные дни. Такими обычно бывают кошки, но Дом уже основательно подзабыл, когда кошка в последний раз обитала в нём. В таких случаях он обычно грешил на собственную старость.
Прошло чуть больше года, когда Дом начал замечать, что его человек всё чаще бывает чем-то расстроен. Тягучее спокойствие, всегда исходившее от него, постепенно сменилось нервозностью. Это было неправильно. Время ускользало в небытие, а человек так и не обретал своё прежнее душевное равновесие. Виски и марихуана уже не были привычкой ленивого сибарита, они вдруг превратились в средство забвения. Ветер всё чаще задувал в неплотно закрытые двери и окна, по Дому гуляли сквозняки, а с подтекающего на кухне крана срывались капли, разбиваясь с жалобным гулом о раковину. Дом зябко ёжился и натужно скрипел, а человек всё плотнее кутался по ночам в тёплое одеяло.
На исходе осени, когда зима уже заглядывала в окна, замораживая их своим ледяным дыханием, в дверь постучали. В общем-то, такое случалось и раньше, но в этот раз Дом почему-то не мог дождаться, пока Хозяин откроет дверь...

- Рэнди? Что ты здесь делаешь?
- Давай поговорим…
Гейл отходит в сторону, впуская своего посетителя.
- Рэндс, я устал и хочу спать, извини, но вряд ли у нас много времени на разговоры.
Рэнди только молчит в ответ. Он медленно разматывает шарф, глядя куда-то за спину Гейлу.
- Окно.
- Что?
- Окно плохо закрыто.
Юный гость быстро шагает на кухню, захлопывает раму и, оглядевшись, тянется к чайнику.
- Как ты смотришь на то, что я здесь похозяйничаю немного?
Чуть пришаркивая ногами, Харольд добредает до стула и опускается на него.
- Делай что хочешь, мне всё равно.
Через пятнадцать минут на столе стоят две чашки ароматного чая и тарелка с тостами. Опустившись на соседний с Харольдом стул, Рэнди касается устало опущенного плеча Гейла.
- Нам нужно поговорить. Я хочу объяснить тебе всё.
Гейл поднимает голову, глядя прямо в голубые глаза.
- Ты мне всё достаточно ясно объяснил. Мистеру Харрисону нужен партнёр, который не боится, что на него укажут пальцем, крича во всё горло «педик». Я не такой. И никогда таким не буду. Надо думать, вопрос закрыт, - Харольд отдёргивает пальцы от горячей чашки. - Что ты здесь забыл, Рэнди? У тебя есть твой прекрасный голубой мир, а мне в нём не место. Я слишком лицемерен для того, чтобы быть допущенным в него.
- Не говори так…
Когда отчаяние захлёстывает Рэнди, он перестаёт думать о том, какими последствиями могут обернуться его же собственные поступки. Харрисон за шею притягивает к себе Гейла и приникает к его губам, а в перерывах между поцелуями шепчет, как сильно скучал и сколько раз не решался подойти. Пальцами правой руки Рэнди не перестаёт теребить кончики волос Харольда, и эта ласка сильнее сближает их друг с другом, заставляя придвигаться теснее. Гейл странно чувствует себя, он всё больше расслабляется и выпускает инициативу из рук, подаётся вслед за движениями Рэнди и нисколько не сопротивляется тому, что Харрисон мягко подталкивает его в сторону спальни.
- Пойдём…

Чувствуя, как твёрдый член растягивает его, скользя всё глубже, Гейл пытается отстраниться. Это слишком. Нет, правда, слишком! Дело даже не в боли, её можно перетерпеть, но… Рэнди сейчас… Там. Так глубоко внутри, что ближе уже некуда. Эй, кто-нибудь, прекратите эту пытку!
- Гейл? – тёплые руки ласково гладят спину Харольда, стремясь снять напряжение. - Я знаю, это непросто... Не надо, не зажимайся. Попробуй научиться доверять мне…
Гейл честно пытается расслабиться, вслушиваясь в успокаивающие интонации в голосе Рэнди, следя за собственными ощущениями… Мерные неторопливые толчки каждый раз заставляют мышцы живота Харольда сокращаться, поджимаясь. Вперёд – всё тело подбирается в попытке оттолкнуть чуждую ему плоть, назад – наступает облегчение, но тянущее ощущение не даёт забыть о том, что через секунду… Неотвратимость происходящего притупляет эмоции, Гейл отпускает себя и подчиняется нарастающему крещендо. Рэнди обхватывает рукой его член и, набирая темп, ласкает. Сердце бешено колотится, тело дрожит, и совершенно неожиданно для себя Харольд понимает, что движется в такт бёдрам партнёра, стремясь получить больше.
Ещё, чтобы разрушить, наконец, барьер из ложного стыда. Ещё, чтобы научиться принимать Рэнди, позволяя ему вести. Ещё, чтобы понять, каково это, когда отдаёшься другому, выказывая свои чувства… Затруднённое дыхание вырывается сквозь зубы, стоны вскоре сливаются в один непрекращающийся скулёж. Блядски дискомфортно: Гейл на четвереньках, распяленный блондинистым мальчишкой, раскрытый перед ним, выстанывающий своё наслаждение… Бабочка, наколотая на булавку. Харольд трясёт головой, отгоняя образ, и вдруг взрывается в оргазме, сильными горячими струями выплёскиваясь в ладошку Рэнди. Сквозь отголоски собственного постыдного удовольствия он чувствует, как Харрисон выскальзывает из него, оставляя после себя ощущение пустоты, как по бёдрам текут тёплые дорожки… Рэнди нежно направляет, помогая улечься на спину, и обтирает Гейла простынёй.
- Наверное, не надо было, - Харрисон смущён и подавлен, он неловко приподнимается, потянувшись за одеждой, когда его останавливает сильная рука.
- Останься со мной.
Гейл отворачивается, утыкаясь носом в подушку, и замирает, чувствуя, как Рэнди осторожно обнимает его со спины.
- Доброй ночи, Гейл.
Этой ночью Гейл не кутается в одеяло, он слушает тишину, ощущая тепло другого человека. Проваливаясь в сон, Харольд не испытывает ничего, кроме долгожданного умиротворения.

Всё налаживается, словно само собой: Хозяин Дома оттаивает, становится мягким, чуть ленивым и неторопливым, он теперь часто улыбается, а Дом светлеет и согревается вслед за ним. В кухне появляется набор новых ярких кружек, старый хлам в подвале исчезает, уступая место рабочим инструментам и верстаку. Юный гость, послуживший всему причиной, всё чаще появляется, он всюду суёт любопытный нос и смеётся, заражая позитивным настроением своего старшего товарища. Они вместе дурачатся, смотрят футбольные матчи и фильмы, репетируют сцены и иногда выбираются по вечерам в бары, возвращаясь чуть пьяными, но счастливыми.

Гейл возится с дверцей платяного шкафа, орудуя отвёрткой и тихо насвистывая незамысловатую мелодию.
- Ты никогда не думал о том, что будет, когда всё закончится?
- Будет ужин. И душ. И спаааааать, - Гейл мягко улыбается, поворачиваясь лицом к Рэнди.
Харрисон плюхается прямо на пол у ног Харольда и смотрит на него снизу вверх.
- Я имел в виду съёмки. Они ведь когда-то завершатся. Брайан и Джастин расстанутся, а нам придётся разъехаться в разные города.
Гейл замирает на несколько секунд.
- А с чего ты взял, что они расстанутся?
- Не свадьбу же им играть, в самом деле. Эта связь заранее была обречена. Нездоровая привязанность Джастина, болезненное эго Кинни – это убьёт любые отношения. Ты так не думаешь?
- Ээээ, нет.
Харольд опускается на пол позади Рэнди и обнимает его за плечи, зарываясь носом в светлые волосы.
- Я думаю, что их любовь настоящая.
- Да. Но это ведь не отменяет того факта, что…
Рукой Гейл поворачивает лицо мальчишки к себе и ласково целует.
- Это отменяет всё.
После ужина Харольд тянет Рэнди на себя и спрашивает:
- Не уйдёшь сегодня?
- Я скоро забуду, как выглядит моя квартира. Нет, - Харрисон широко улыбается и ластится, словно большой котёнок, подставляясь под широкие загорелые ладони Гейла. Добираясь до спальни «паровозиком», они так и не размыкают рук.

Годы быстро улетают прочь, отношения Гейла и Рэнди становятся всё более неровными. Чем дальше, тем больше они напоминают катание на американских горках. И вот, спустя три года, Харрисон собирает свои нехитрые пожитки, стискивает плечи Харольда в судорожном объятии и, виновато оглядываясь напоследок, закрывает за собой словно бы нехотя поддающуюся дверь. Он делает выбор в пользу постоянства.

Несмотря на солнечные дни, Дом стоит погружённым в тень. Пространство вокруг как бы смыкается, образуя футляр. А вскорости Хозяина начинают посещать женщины. Милые, забавные, они не остаются надолго. Пара ночей, исполненных страстью, и красавицы бесследно исчезают, уступая место следующим. Один раз даже заходит мужчина. Высокий, чуть нагловатый и уверенный в себе. В этот вечер Хозяин Дома стонет особенно громко, а наутро долго стоит под душем, будто хочет смыть с себя невидимую чужому глазу грязь.

Поток незнакомцев иссякает, когда Гейл понимает, что боль невозможно заглушить случайными связями. Он всё ещё чувствует Рэнди. Нет, речь не о вынужденных прикосновениях на съёмках, Харольд часто ощущает ласковые, почти невесомые касания, когда остаётся один и закрывает глаза, погружаясь в воспоминания. Всё, что окружает его: мебель, посуда, одежа, личные вещи, - всё хранит в себе частичку тепла светловолосого мальчика, в которого Гейл по-прежнему влюблён. Однажды ночью, накануне Рождества и зимнего хиатуса, когда за окном хлопьями падает снег, Харольд долго молча сидит на кухне, листая газету, как вдруг на неё падают капли. Всего несколько капель влаги, которые расплываются уродливыми пятнами, корёжа бумагу. Закрыв лицо руками, Гейл сидит так какое-то время, потом встряхивает головой и уходит в спальню.

Пятилетние съёмки подходят к концу, и на исходе этого срока, когда все вещи уже упакованы в чемоданы, в Доме опять появляется юный гость. Он долго-долго разговаривает с Хозяином Дома, держа того за руку. Мягко прикасается к лицу, плечам, гладит и говорит что-то так тихо, что и не разобрать вовсе. Утро они встречают вместе, тесно вжавшись друг в друга на постели.

Проходит два дня, Рэнди так и не появляется, зато большая машина увозит всё то, что принадлежало Гейлу Харольду, оставляя Дом опустевшим. Сам Харольд в последний раз обходит комнаты, чуть дольше, чем нужно, задерживаясь в каждой. Закрывая за собой входную дверь, он медлит на пороге, раскуривая одну за другой сигареты. После, уже стоя перед окнами внезапно помрачневшего, будто обветшавшего ещё сильнее Дома, Гейл вспоминает проведённые в нём годы, вздохнув, поводит плечами и разворачивается. Он уходит, чтобы больше никогда не вернуться.

@темы: Писанина

---

Просто время

Арт - Брат Гримм

Тц

С возрастом... С возрастом он стал скуповат. Он относил это на счёт отца - у того было очень заметно. В семье никто не слыл транжирой, просто отец был... ну, маленько прижимист.
Тогда, в юности, это казалось ему не то чтобы смешным… скорее лишним. Скупость мешала быть открытым жизни, а ему так нравилось впускать в себя жизнь! Звуки, запахи, изображения - все ощущения. Всё, что обещало, будоражило, наполняло его ожиданием...

Текст

Да. Так было. И сейчас так есть... просто стал чуть больше похож на отца, вот и всё.
Он не слишком любил копить деньги, оберегать их, как будто это был какой-то самостоятельный божок.
Он был уверен, что деньги существуют не сами по себе, а только как дополнение к нему самому - для его удобства, для свободы. Так получилось, что с годами он стал больше жаждать удобств и свободы, и поэтому стал расчётливо относиться к деньгам. Впрочем, не только к деньгам. Он вообще стал более расчётлив. Бережлив. Чутко прослеживал каждый свой шаг и старался не допускать непредвиденных последствий. Да. Так приятно думать, что он просчитывает каждый свой шаг. Что в жизни он кое-чему научился, и голыми руками его не возьмёшь. И вообще... он стреляный воробей... да.
Покрутись тут на Голливудских холмах столько лет... станешь стреляным...

Он припарковался у супермаркета. "It`s too dear for me". Он мысленно заготовил эту фразу. Так он любил отказываться от ненужных ему, в общем-то, вещей. Приятно было посмеиваться про себя над этой уловкой. Из лексикона отца... Странно всё-таки, он думал, что мать ему ближе. Ну, насколько это возможно, конечно.
С женщинами всегда легче. Их легче продавить - похлопать глазами, а он знал, что это действует. Улыбнуться, сказать что-нибудь - он знал, каким голосом надо с ними говорить. Да... женщины - это хорошо.
До определённого предела... Хорошо, когда женщина понимает правила игры, хорошо, когда она немножко... мужчина. Ну, в смысле, когда она играет по правилам. Но только они всегда норовят нарушить их и играть по-своему. Расставляют ловушки... Они всё время охотятся, а он иногда забывает об этом. Ему хочется просто расслабиться: не думать о пустяках, не контролировать...
Он никогда не контролировал своих женщин, но ему и в голову никогда не приходило уступать им в чём-то или принимать какие-то их требования. Он позволял им быть рядом. Чего ещё?.. Иногда они уходили. Сами. Он не удерживал. Он просто не понимал: как это - удерживать? Он видел, что другие этим занимались, даже некоторые его друзья. Но ему... нет, это просто не приходило ему в голову. Он этого не умел. Никогда.
И он думал, что из этого никогда не выходит ничего хорошего. Не надо удерживать. Уходит одна - появляется другая. Может быть, лучше... может быть, и не очень... Кто-то из них опять задержится надолго. Кто-то примет правила игры.
- Я никого не бросал, - машинально повторил он. Просто... такова жизнь. Иногда он даже не успевал понять, что принадлежащее ему женское тело уже другое. Объятия, привычная мягкость, упругость, ритм... В его восприятии скорее менялись их голоса, чуть-чуть варьировалось поведение: другой стон, другой смех... А в общем...

В этом супермаркете ему нравилось делать покупки по дороге домой. Удобно.
Сегодня он приехал сюда утром, ходил по пустому залу, не очень соображая, что берёт, прочитывал количество жиров на упаковке, кивал самому себе и бросал продукты в тележку. Ещё можно зайти в маленькое кафе неподалёку. Он бывал там так часто, что официантки уже знали его вкусы. Он улыбнулся, да ему нравится окружать себя этой сетью привычек, создавать ощущение домашнего пространства... Это его успокаивает... делает его свободным. Пусть парадокс! Маленькие привычки делают его свободным. Он везде дома. Качество королей и проституток. И актёров, - добавил он.
Он повернул к кассе.
Ах, да, ещё йогурт! Молочный отдел.
Всё белое.
Это был как удар по глазам... Этот... он стоял... Так... независимо... Свет ли стал сильнее? В этой яркости резало глаза, мешало смотреть... Он видел только длинные пальцы - смуглые, небрежно придерживающие упаковку, как будто она невесомая. Мягкие светлые волосы, изогнутый уголок губ, капризный, чуть курносый профиль. Не надо... - мучительно толкнулось в сердце. Мягкое, потом остренькое, потом уже нестерпимое НЕ НАДО! . Он весь передёрнулся. Почти физическая боль. Он хотел попятиться, потом сообразил, что это наоборот - только привлечёт внимание. Мерзкое чувство.
Как будто я стою голый. Как будто я снова... снова там… голый. Беззащитный. Тоненькая смешная броня роли... тоненькая... И все смотрят. Беспощадно разглядывают каждый сантиметр, каждый уголок…
Но поздно. Всё. Мальчишка отвернулся, так и не посмотрев в его сторону. Гибкий. Лёгкий. Весь... балетный. Актёр, наверное. Или танцор. Или …
Сердце бешено колотилось, но уже - всё. Всё давно прошло. Очень глупо. Всё прошло. Ничего и не было. Мы никогда... Я не помню...
Он пережидал у полок с йогуртом. Очень полезный продукт. Нужно купить.
Опять ведь выброшу всю упаковку... - подумал он обречённо. - Прошлое бесполезно. Хотя оно может дать опыт. Да. Актёрский опыт. Опыт вранья. Это хорошо... - он глубоко вдохнул. – Нельзя путать враньё и актёрский опыт... Это только глупое сердце всё путает.
С годами... С годами он стал скуповат. Бережлив. На чувства. На эмоции. На боль. Особенно.

Участок его прежнего дома трудно было назвать садом. Да. Хотя он старался. Переехав, он ощутил смутную потребность соответствовать общим стандартам. Ухоженные лужайки Мельбурн-стрит, кусты роз и глицинии на стойках - всё требовало ухода. Да, ясен пень, нужен садовник.
Садовником у прежних хозяев была китаянка - миссис Томпсон. Миссис Томпсон страдала клаустрофобией, и когда ей сказали это слово, оно испугало её больше, чем само явление. Но факт остаётся фактом: миссис Томпсон была очень хорошим садовником, потому что больше всего на свете любила находиться на открытом воздухе. Будучи приходящим работником, она находилась в саду не постоянно, хозяева всегда были ею довольны, и в тот день, когда она оставила службу у мистера Питерсона, о ней очень жалели. А учитывая специфику Голливуда, неболтливую и нелюбопытную женщину средних лет сам мистер Питерсон буквально оплакивал:
Ни одного нарекания за 10 лет! Ни одной проблемы личного плана! Никаких вмешательств в личную жизнь голливудского актёрства! Идеальные сады! Боже, да о таком персонале можно только мечтать! Что делать?!
Мистер Питерсон не был мечтателем и понимал, что нужно искать. Конечно, желающих было много! Длинноногие красотки-золотоискательницы, сомнительного вида огнеглазые молодцы - все как один с совочками в ухоженных руках, виляющие задницами у бордюров и рабаток...
От одного их вида кидало в дрожь. О, трудолюбивая и скромная женщина! Или мужчина - подслеповатый и глухой, сосредоточенный только на прополке сорняков и внесении удобрений… Где ты? Ты срочно нужен фирме мистера Питерсона!
Звонок от Мейды Доусон раздался как нельзя более кстати.
Да! Боже! Ты хороший человек, ты выручил меня, как и положено. Сын Мейды здесь! В Лос-Анджелесе! Он студент и ему нужна работа!
Сад Доусон он прекрасно помнил и помнил, кто, в основном, занимался этим садом. Помнил мистер Питерсон и другие неоценимые качества милого мальчика. Как бишь его? А, чудесное имя! Дэнни. Наверное, в честь отца...
Какое счастье! Найти равноценную замену драгоценной миссис Томпсон! Пусть она живёт счастливо в этом своём Чикаго, со своим жадным братцем и его многочисленным семейством! Голливуд и без неё обойдется!.. - Мистер Питерсон счастливо рассмеялся.


Он сидел на стуле и терпеливо ждал. Женщина примостилась у него между ног, голова её ритмично покачивалась, темные пряди волос мели ему бёдра. Иногда она издавала чавкающий стон – горловой стон, когда-то вгонявший его в ступор… На кухне горел свет, и ему нравилось на это смотреть.
Почему так притупилось чувство? Нравится смотреть. Блики на чисто вымытых волосах – нравятся. Тени, игра мышц… Почему? Вот эта скользкость её рта… Он запустил пальцы в её густые волосы. Да… сейчас… так хорошо. Закрыть глаза. Он тихо застонал, запрокидывая голову, и тело отвечало, закипала кровь, член наливался тяжестью и желанием. И тогда, под шумок, истомлённый этим чавканьем, холодом пола, скукой этого вечера, он позволил белому свету поплыть перед глазами…
- Ах!.. Да…
Пальцы… Длинные смуглые… Полудетский профиль с капризной губой… Сильная гибкая спина. Гладкая шея с позвонками и… такое ощущение силы и нежности. Я хочу…
- Да,- бормотал он, бессознательно подаваясь вперёд.
Женщина пропускала его член далеко в гортань, упираясь носом в его лобок, тёрлась об него. Твёрдый член очень неудобен, но она гордилась тем, что умеет вызвать желание. Американские мужчины любят минет. Гейл - стопроцентный американский мужчина, а значит, он любит минет. Я его делаю. Значит, Гейл будет любить меня.
-Да,- шептал он, прижимая к себе послушную тёплую голову и представляя, как обнимет тонкую талию мальчика, как загорится его ухо, заалеет щека, как он будет покорен и неуступчив…
-Да-а…- стонал он, вдруг ощутив жар на своей щеке - как прикосновение, как волну, подставляясь под эту непонятную ласку, вдыхая запах горячего страстного тела. И позабыв о той, что внизу, он захотел помочь себе рукой …

- Секс должен быть чистым, как слеза ангела… Вне мира, не обременённым никакими посторонними мыслями. Понимаешь? - Клайд судорожно мял пальцы, кусал губы, хмурился, пытаясь объяснить то, что и так было понятно.
Гейл улыбался, почти не слушая его, забавляясь его горячностью, которая, похоже, имела под собой кое-какие основания. Смешной парень…
- А они всё время думают. Не спорь со мной, я их знаю. Они всё время… О деньгах. Или о браке. Или о причёске - тут уж не промахнёшься. Об этом они всё время думают.
- Ну уж… всё время думать невозможно.
- А они думают! Представляешь, она тебе член сосёт и думает!..
- Ну, главное, чтоб хорошо сосала, - рассмеялся Гейл.
Ему 20. В жизни всё просто и понятно. Он любит. И его любят. Так хорошо… и сейчас не надо ни о чём думать.
И ещё он знает, что нравится этому парню. Он лениво касается его пальцем, и Клайд замолкает на полуслове. Вот уж точно – этот ни о чём не будет думать. Клайд даже не пытается скрыть дрожь. Да это и невозможно. Он умоляюще смотрит в зелёные - сейчас чисто зелёные - глаза и тонет. Не первый… Гейл тянется к нему губами, дразнит полуулыбкой, сам не очень понимая, зачем это делает, но Клайд уже рядом, смотрит так, как будто умирает и отчаянно, рывком прижимается губами к его рту. Потом нежно.
Потом снова жадно.

- Почему?
- Я не гей.
- Да, ты говорил.
- Я предупреждал тебя. Я с самого начала тебя предупредил.
Блондин кусает губы. Лицо его становится напряжённым. Обиженным…
Господи, ну почему они всегда обижаются? Гейл отворачивается. Он знает, что дальше будет только хуже. Если бы он мог жалеть о том, что сделано… Но он посчитал, что такой серьёзный, холодный… такой взрослый... И вот это взрослый? Он обижается на их неравноправие в постели, и Гейлу приходится напоминать ему, что они прежде всего друзья. Партнёры по съёмкам. По сложной и иногда даже страшной (для Гейла) работе. И… что… ну вот… так получается. Он предупреждал.
Дальше всё будет хуже и тяжелее. Но он не ошибся, он знал, что парень достаточно горд и не будет терпеть долго. Как бы не любил. Или думал, что любил… Всё равно это не имело смысла. У этого нет будущего.
Но сейчас его обнимают, смотрят умоляющими глазами. Он уступит. Сегодня он ещё уступит. Но завтра приведёт девку.


Он проснулся рано утром и выглянул в окно.
Сквозь щель в жалюзи он видел залитый солнцем газон, ярко-зелёную траву… На краю лужайки возился незнакомый парень – наверное, это и есть новый садовник, мистер Питерсон звонил вчера, спрашивал когда удобно будет приходить. Он сказал - всё равно. Парень поднялся с колен одним быстрым сильным движением, повернулся в его сторону, и сердце снова зашлось… Нет, уже не всё равно… Нет… Он отшатнулся в глубину полутёмной комнаты. Нет, это уже слишком.

- Дело в том, что у мальчика есть одно просто неоценимое качество,- вещал мистер Питерсон.
Гейл сидел в кресле для посетителей, вертел в пальцах брелок и изнывал от жары. Неужели у них не работает сплит-система?
- Какое же?
Он едва не зевал, небрежно задавая вопрос. (Ох, не переиграть бы)
- Я очень хорошо знаю их семью. Отец - известный ученый… Мальчик воспитан в самых строгих традициях. И! - мистер Питерсон воздел палец к небу. - Он совершенно равнодушен к кино!
- Вы же сказали, что он студент?
- Да! Но он студент такого факультета, который я и выговорить не смогу. Что-то про физику. Или про звёзды, которые взрываются.
- Так он не актёр?!
- Он совершенно не актёр. Я горжусь своей работой с самыми знаменитыми людьми планеты, - мистер Питерсон точно знал, что масла в каше много не бывает, - а он просто … он просто никого не знает. Понимаете, он не фанат, никогда не был ничьим фанатом, кроме этих своих чёрных дыр и всякой… - мистер Питерсон хотел сказать «математической хуйни», но сдержался. - Сложной хрени. И его просто не интересует жизнь наших прославленных звёзд. Они для него - люди. Клиенты. И правила он знает и блюдёт как… Никаких контактов. Никаких. Поверьте мне, он постарается обходить вас за милю. Или даже за две.
- У меня не такой большой участок, - пробормотал мистер Харольд.
Мистер Питерсон мелко рассмеялся. Опасения клиента развеяны. Всё будет прекрасно! Он вспомнил, как Дэнни читал расписание:
- Мистер Г. Харольд - понедельник, четверг… с 6.30 до 8.00… Рановато…
- Они в это время спят… Но, конечно, лучше сильно не шуметь. Бензопила там… или что… лучше прийти дополнительно.
Дэнни кивнул.

- Чёртов триммер! Опять… - Дэнни присел у сдохшего аппарата. Нет, не совсем… не то чтобы сдох, но вот с кнопкой плавного спуска проблема. Можно, конечно, отложить до четверга или взять газонокосилку. Хотя в ней тоже что-то барахлит. А тут всего лишь кнопка - надо что-то добавить для упора. Кусочек пластика, например. Или даже картона. Он оставил триммер на месте и вернулся в садовый домик. Если здесь ничего не найдётся... Надо бы посмотреть и смазать гибкий вал, штанга стала слишком сильно греться, особенно на сгибе…
Он возился уже полчаса: зачистил контакты, подправил упор. Включил. Нет всё-таки пошумливает…
В садовом домике почти не было ничего необходимого, техника в таком состоянии… Сразу было видно, что женщина работала.

По дорожке к гаражу шёл парень. Помахивал руками, вертел головой по сторонам, вот, заметил, думает теперь - подойти или нет. Это не мистер Харольд, актёр в такую рань вряд ли встанет. Это, наверное, механик. Надо с ним подружиться - много чего в гараже бывает интересного и полезного. Смазка. Крепёж.
- Привет.
- Привет. Сломался? - кивнул на триммер.
- Да нет, ерунда. Кнопка туго ходит. - Дэнни посмотрел на аппарат, затем на парня и добавил. - Разбирать надо.
- А газонокосилка?
- Там та же фигня. Техника убита, - подумал и сказал Дэнни, почему-то смущаясь.- Я садовник новый. Дэнни Доусон. Дэниэль Реймонд Доусон, - протянул руку. И тут же понял причину своего смущения - парень вблизи выглядел постарше, чем казалось. Наверное, уже лет 30. Нет, может и больше. Тот усмехнулся, но не противно, а так, нормально, пожал руку и открыл рот:
- Гейл Морган…
И тут взревел заброшенный аппарат. Услышь Дэнни полное имя своего нового знакомого… Но Гейл Морган Харольд стал для него Гейлом Морганом. Механиком в гараже какой-то очередной киношной звезды, от которых он всегда держался подальше.


- Редуктор… Смазку надо.
Гейл подошёл к полке. Вытер руки.
- Вот. Подойдёт?
- Ага. Нормально.
- Ты бы в сервис позвонил, чего сам- то всё делаешь?
- Привык. Я и дома - сам.
Дэнни нравилось в гараже. Нравился порядок, запах, нравилась кофеварка. В садовом домике такой не было. Видно, что хозяин на гараж денег не жалеет. А домик - в забросе.
- А ты часто здесь работаешь?
- Да … когда … в свободное от основной работы время.
- Ага. Я тоже. Ну, подрабатываю, выгодно… И мне отсюда недалеко до универа.
Гейл подошёл к кофе-машине.
- Будешь?
- Ну… У меня есть пара минут. Да.

- Я привык, - подумал он. - Я привык, что он сидит здесь, на верстаке, болтает ногами. Он уже не кажется таким чудовищно красивым, как в первый день. Я меньше боюсь его. Я знаю, что у него тёплая кожа. Однажды я прикоснулся к его плечу, а он даже не вздрогнул. Кажется, даже не заметил. Золотистая кожа… В локтевых сгибах, в паху, наверное, нежная… как у девчонки. От него веет юностью. Почти детством. И всё-таки он мужчина. У него сумасшедшие губы. Неужели он не понимает, о чём можно думать, глядя на его рот? Не может такого быть... неужели он не понимает… Когда он ходит, болтает, поворачивается, вот так вытягивается… неужели он не понимает чего я хочу? Гейл сосредоточенно смотрел куда-то вглубь кофеварки. Неужели он не чувствует, что мне нужен секс с ним? Кофеварка сочувственно подала знак готовности. Он налил кружку и протянул малышу.

Да. Он так назвал его. Мысленно. А как было его назвать? Их пальцы соприкоснулись, но ни один из них не дрогнул. Может быть, именно поэтому вдруг по гаражу разлилась жаркая тишина. Подспудная и неявная игра вдруг заявила о себе этим молчанием. Запахом кофе. Напряжением в воздухе.
- Придётся сегодня вечером зайти. Тогда это будет считаться вместо следующего вторника.
- Вечером?
- Ну да, разобрать газонокосилку. И триммер до ума довести. Мистер Питерсон не велел сильно шуметь по утрам.
Вечером. Сейчас прохладно. Мальчишка захочет согреться. Почему бы вечером не предложить ему опять – чашку кофе?


- Повернись.
- Нет.
Глубокий горький вздох.
- Да я не буду… Ну... Так дай.
Гейл долго смотрел на любовника. Оценивающе. Нет, он знал, что даже в порыве самой сильной страсти тот себе ничего не позволит, того что Гейл не хочет ему дать. Он раздумывал не над этим. Овчинка стоит выделки? Действительно ли такие уж сильные ощущения? Если да - то он боялся привыкнуть. Если нет… Блондин вдруг спрятал лицо в ладонях, и тогда Гейл понял, как тот измучен вечными отказами. Он не плакал, как могло бы показаться, он сидел неподвижно. И казалось, что ему уже всё равно. Тогда Гейл медленно, неохотно повернулся к нему спиной...
Его вылизывали. Вылизывали, как он сам лизал этих кисок. Он боялся, что сорвётся, отшвырнёт… Уговаривал себя просто полежать. «Рэнди не посмеет. А потом… я под кайфом… ну пусть… вдруг? Вдруг и правда приятно. Нет. Ни черта не приятно. Мокро и стыдно. Что я сука - меня вылизывать? Чего он там нашёл? Стонет… Язык что ли? Нет, всё, никаких пальцев».
- Гейл!!!
- Нет! Сказал же!
Он сел на сбитых простынях. У постели был такой же измочаленный вид, как и у Рэнди. Мы оба измочалены. Эта история слишком затянулась….
- Ге-е-ейл!
То ли стон, то ли рык.
Гейл наклонился к животу, взял в ладонь горячий пульсирующий член Рэнди. Такой… Рэнди стонал, толкался.
Губами. Это ничего, это можно. Просто поцелуй. Ничего не значащий жест. Он поможет другу. И всё.
Но друг отчаянно рвался к его заднице. Он хотел её нежить, ласкать и трахать. Он был влюблён в эти манящие округлости, он был готов на всё, лишь бы прижимать их к себе, чувствовать гладкую кожу, тереться об них, сосать и вылизывать и проникать… О… да…
И нет. Нет. Каждый раз.
Удачей можно было назвать тот раз, когда он согласился дать Рэнди подрочить, разглядывая заветную пещерку. А у того перехватывало горло, когда он старался не запихнуть туда ну хотя бы палец.
- Что ж ты мучаешь меня так? За что?
Вот тогда он заплакал. Судорожно глотал слёзы и гладил, гладил его, себя, пока Харольд стоял на четвереньках, проклиная всё на свете. Тогда Рэнди, через всё своё неверие понял, что его бросят. Дрочил и плакал. Смешно. Горько орал, когда кончал - когда кончаешь, можно орать сорванным, зарёванным голосом и бросаться на него, а он подставил бедро, сука… Успел.


Вечером пошёл дождь. Неожиданный тусклый дождик зашелестел по листьям пальм и акаций, прибил пыль, сделал прохладу зябкой. Плюс 15. Конечно, не Сибирь, но в наступающей темноте открытая дверь гаража тепло светилась и обещала уют и покой. Гейл сидел у мотоцикла, протирая его и без того сияющий бок. Декорации готовы. Если он не придёт…
Он слышал, как приехал Дэнни, как возился в садовом домике. Как тарахтела газонокосилка, разрывая вечернюю тишину, позвякивал металл. Потом всё стихло.
Он почувствовал спиной движение в дверях. Обернулся. Дэнни настороженно застыл в прямоугольнике света. Пришёл. Ещё не очень веря себе. Проверял - не ошибся ли утром? Только бы не спугнуть. Что я делаю? И тут же рассудок нашёл ответ. Ты развеешь его сомнения. Ты не гей. Просто дашь ему понять … Утренний морок - просто иллюзия. Неловкость.
Он легко развернулся навстречу. Улыбнулся. Произнёс ничего не значащую фразу и увидел, как оттаивает заледеневшее личико, как мягко распускается в улыбке нежный детский рот… И вот уже дрогнули ресницы, смягчился взгляд.

Что я, маленький что ли? Как будто меня не обхаживали, не одаривали масляными взглядами другие мужики, так что… Блин, убить хотелось! Ну что я, виноват, что у меня такая внешность? Что ресницы как у девчонки, борода, зараза, еле растёт?! Ну и не растёт. Что ж теперь, рисовать её?
Не гей я! Ну не гей! Хоть с плакатом ходи… Задолбали… И девки задолбали.
А я учиться люблю. Мне интересно. Теоретическая физика мне нравится. Геометризация Вселенной, топология квазизамкнутых пространств… это очень перспективная тема. Как можно без этого жить? Проходить мимо, пережёвывая тупую общую для всех жвачку. Люди с атрофированным мозгом. Я - не такой!
А эти «звёзды»! Люди. Просто люди. И довольно противные.
Хорошо, что Гейл не звезда. И вообще не актёр. Нормальный парень. Ну… взрослый… мужик. Да. Но он нормальный! С ним спокойно. И интересно. Он не очень много рассказывает. Но вот про музыку… Я музыку только слушать люблю, а он знает какая группа … Механик классный.
И смотреть на него… очень приятно. И… и… когда он близко…мне не противно. Я это сразу понял. Он как-то задел меня, и… я не почувствовал отвращения. Блядь… Если честно, то… ну… наверное, я его уважаю…
Блин, ну, что, Дэнни. Скажи хоть сам себе - честно. Ты … Ты же… сейчас пришёл сюда. Ты же. Если он подойдёт?..
Если…
Он. Подошёл.
Как это бывает - вот так? Как магнит? Почему? Губы сразу находят друг друга. Какие мягкие, какие упрямые… Зачем этот омут? Что меня утягивает куда-то? Это твои руки. Я не хочу. Мне страшно.

Ещё. Ещё… Да. Так.

@темы: Писанина

---

Бессонница Брайана Кинни

У Кинни всегда были проблемы со сном. Ему казалось, что пока он спит, жизнь проносится мимо него с ещё большей скоростью, чем обычно. Так было всегда. В юности он подскакивал на постели от звона бьющейся посуды и криков родителей. А в колледже тратить драгоценное время на сон было просто кощунством: занятия, вечеринки, парни… Баланс должен был сохраниться, пусть в сутках и слишком мало часов для этого.

Текст

Вступив во взрослую самостоятельную жизнь, Брайан сделал всё, чтобы заполнить её до отказа, жадно схватить любой предложенный кусочек. Каждое утро он легко поднимался на работу, облачаясь в шикарный костюм. Каждый день он заглядывал в «Закусочную Либерти» или тренажёрный зал, чтобы показать себя. Каждый вечер он был в клубах и трахал самых горячих парней. Брайан Кинни – Главный жеребец Либерти. Его кровь смешана с раскалённой лавой, его нервы сделаны из прочнейшей стали, а разум холоден, как лёд. Мистер Совершенство, как ни крути.
Совсем недавно у Брайана появились два мальчика, два младенца: его сын и странный голубоглазый подросток – ночной трах на один раз. Больше не девственник, мистер Кинни позаботился об этом, будьте уверены.
И если первый стал постоянной величиной по умолчанию, то второй только претендовал на это.

Наступившая субботняя ночь стала исключением из правил Кинни. Вечный двигатель внутри лучшей шлюхи Либерти Авеню вдруг заглох. Брайан остался в лофте и не пригласил к себе никого. В лучших традициях сопливых дамских романов Кинни опустился на подоконник и закурил. Две, три… Кто считает сигареты? Несмотря на открытое окно, дым витал вокруг и пропитывал своим терпким смоляным ароматом дорогую рубашку.
Брайан думал о новой жизни. О том, что нечто ушло от него безвозвратно, а что-то только готовится войти в его дорогой лофт и перетряхнуть пыль в углах. Он не поддастся сразу, нет. Пусть изменения сами пробьют себе дорогу в его судьбе. Кинни не станет помогать. Пусть даже у этого ветра перемен самые красивые губы на свете, пусть…

Солнечные лучи на рассвете пробрались на полную окурков пепельницу, погладив кончик затухающей сигареты, на чашку недопитого кофе на столе, сверкнув на её стеклянном боку… Затем пробежали по безупречному полу и остановились лишь у непреодолимой преграды из жалюзи. Брайан Кинни сладко спал в своей огромной кровати. Он пока ещё не знал, что совсем скоро в ней появится ещё одна константа, и всё окончательно перевернётся с ног на голову.

@темы: Писанина

---

Вроде как днев.

@темы: Дыбр